У большинства слово «крипта» ассоциируется с электронными деньгами, и мало кто помнит, что произошло оно от древнегреческого κρύπτω — «тайник», «скрытый подземный ход». В средневековой западноевропейской архитектуре оно обозначало пространство под алтарем, где были захоронены мощи святых и мучеников. Организованная художником-концептуалистом Евгением Гриневичем выставка #КриптаМгновений (открыта до 6 ноября в московском центре современного искусства М’АРС) — это сочетание традиционных художественных форм и экзистенциальных смыслов с цифровыми технологиями: от наскальной живописи и изображений на древних картах древнеегипетского Таро до 3D-панелей, видео-арта и светозвуковых конструкций. Это визуальный код жизни человека на Земле, отображая который автор размышляет над глобальной проблемой развития человечества: в погоне за временем оно жадно потребляет природные ресурсы, уничтожая планету.
Эффект тотального погружения
Выставка создана в жанре тотальной инсталляции, признанными мэтрами которой являются Илья Кабаков, Ансельм Кифер и Яёи Кусама. Это искусство полного погружения — Art Full Drive, в котором человек, попадая в определенное пространство, под воздействием его атмосферы, звуков, цветов, образов, отрывков текстов и других инструментов испытывает самые разные эмоции и сам становится частью происходящего, вступая в «диалог» с пространством. Для каждого он свой и на каждого производит особое впечатление, зависящее от уровня чувствительности, восприятия, настроения, наблюдательности, способности к концентрации, личного опыта, культурного кода и огромного количества других факторов. Интересно, что сам термин «тотальная инсталляция» появился в советской России благодаря Илье Кабакову. Он определял его так: «Это инсталляция, построенная на включении зрителя внутрь себя, рассчитанная на его реакцию внутри закрытого, без “окон” пространства, часто состоящего из нескольких помещений».
Фото предоставлено Евгением Гриневичем
Герои «внутреннего храма»
Тотальная инсталляция Евгения Гриневича — это «внутренний храм» художника, наполненный своими персонажами, образами, объектами и мифологемами. Главным героем, сопровождающим гостей выставки, становится Маленький принц. В комнатах висят цитаты из одноименной книги, которую художник называет «Библией XX века», а изображения Маленького принца с Лисом украшают стены открытой крыши, куда можно выйти, осмотрев все внутренние помещения.
Стены одной из комнат обиты зеленым мхом, на сводах потолка — большие экраны с колесами обозрения, которые с огромной скоростью крутятся в разные стороны. Саундтрек, записанный на частоте 432 Гц Анастасией Лавровой, погружает в медитативное состояние и позволяет окунуться в мир художественных образов. В глубине — картина «Прометей», которая расположена на алтаре и напоминает о мифе, герой которого украл у богов огонь, чтобы дать людям возможность развиваться, за что был наказан и обречен на вечные муки. Напротив — инсталляция «Мидас»: проклятие царя заключалось в том, что все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в золото, и правитель стал умирать от голода. Так же, поклоняясь черному золоту — нефти, люди отравляют Землю и самих себя. Здесь есть и другая аллегория: золото — это мысли, драгоценные воспоминания, которые живут в каждом из нас.
Фото предоставлено Евгением Гриневичем
Цифровые мгновения
Соприкоснуться с этими воспоминаниями Евгений Гриневич предлагает в пространстве, где античность в виде полуразрушенных колонн соединяется с древнеегипетской пустыней, четырьмя стихиями на картах Таро и гаданиями на QR-кодах. Это напоминает современный оракул: держа руку над небольшим световым столбом, можно услышать предсказание — женский голос называет номер крипты. Все номера вывешены на стене с QR-кодами. Остается только считать свой код с помощью телефона и посмотреть, что скрывается за ним. Фраза в бегущей строке сверху отражает ключевую идею выставки: «Настанет время, и люди поймут: главная ценность — это моменты счастливых мгновений».
Фото предоставлено Евгением Гриневичем
Новый ренессанс и QR-код подсознания
Крыша со светящейся планетой и комната-калейдоскоп — не менее впечатляющие части инсталляции, но, даже описывая ее подробно, невозможно передать те эмоции, которые испытываешь, попадая внутрь в режиме реального времени. В интервью IPQuorum Евгений Гриневич рассказал, почему он выбрал именно этот жанр, каким должно быть современное искусство и каким образом произведения искусственного интеллекта могут конкурировать с творениями человека.
— Тотальная инсталляция — многоуровневый и неоднозначный жанр. Многие люди могут сказать «я тоже так могу», не осознавая, сколько тонкостей здесь сплетено, сколько пластов заложено. Это психология подсознания: подобно тому, как оно таит в себе порой совершенно неожиданные феномены, за QR-кодом может скрываться видеоролик, статья — мы никогда не знаем, во что он развернется. И если в эпоху Возрождения из христианских изображений возникает объемная фигура человека, то сегодня в связи с тотальной инсталляцией можно говорить о новом ренессансе. Для меня это следующий шаг развития искусства, когда тот, кто приходит на выставку, становится ее частью, взаимодействуя с различными объектами. Инсталляция невозможна без человека. И каждый находит здесь что-то свое: кто-то разглядывает каждую деталь, кто-то медитирует, кто-то читает книгу или часами общается с друзьями. В эти моменты я чувствую себя немного демиургом, потому что создаю свой мир, в который приглашаю других людей.
— А что вы хотите донести до них?
— Наверное, я хочу быть понятым, хотя мыслю в иных категориях, нежели другие. Как в стихотворении Григория Поженяна «Я другое дерево»: «Не потому что я лучше других деревьев, нет. / А просто, я другое дерево». И спрятавшись в свой «внутренний шкаф», я хочу, чтобы ко мне пришел друг, мы взяли калейдоскоп и вместе, со своими мечтами, счастливыми воспоминаниями создали новый мир с большой, красивой идеей, а главное — с чистым сердцем.
Фото предоставлено Евгением Гриневичем
— Ставите ли вы себе какие-то рамки, работая в таком необычном и эклектичном жанре? И как вовремя остановиться, соединяя множество элементов, понять, что процесс завершен?
— Никаких рамок и ограничений. Я прихожу в пространство — музей или галерею — с ощущением гармонии на своих внутренних часах и следую ему. Акт искусства заключается в том, что в инсталляции заложена своя драматургия. Я выстраиваю декорации, чтобы актер мог выйти «на сцену». Этим актером и одновременно зрителем является посетитель выставки. У человека есть возможность посмотреть вглубь себя, оказавшись внутри. Для меня было очень похвальным отзывом, когда одна женщина написала в соцсетях, что #КриптаМгновений — это какая-то ерунда, что-то непонятное, но почему-то ей не хотелось уходить. Значит, внутри что-то осталось. Это самое ценное.
— Как меняется с годами художественное поле в России?
— Здесь его нет, есть только подражание. С другой стороны, в этом нет ничего плохого — я сам считаю себя подражателем и не стесняюсь этого. Пабло Пикассо как-то сказал, что если все художники примечают, то гениальные — внаглую воруют. И конечно, есть ряд событий и явлений, которые поменяли мое мировоззрение и повлияли на меня. Это то, что я увидел, когда приехал в Италию, — ретроспективу Кристиана Болтански, это ретроспектива Марины Абрамович в Музее современного искусства «Гараж» в Москве. Мой самый любимый художник — Ансельм Кифер. Когда я увидел его инсталляцию «Семь небесных дворцов», мне захотелось встать на колени и молиться. Именно тогда я понял, что такое жанр тотальной инсталляции.
Возвращаясь к вопросу о том, как менялось художественное поле, каждая страна отличается своим «золотым» периодом. Концептуализм, адептом которого я являюсь, появился во Франции благодаря Марселю Дюшану. В дальнейшем его развитию поспособствовала Пегги Гуггенхайм, ставшая известным коллекционером. Это женщина с интересной судьбой. Ее отец погиб на «Титанике», а сама она в 20 лет обосновалась в Париже, потом жила в Англии, а после — во времена Второй мировой — помогала французским художникам перебраться в США, в Нью-Йорк, где уже масштабно развернула свою деятельность. Она открыла миру скульптора Константина Бранкузи, художника Джексона Поллока и других мастеров.
— Обязательно ли художнику иметь классическое образование?
— Я считаю, что нет. Концептуализм стал развиваться именно благодаря идее того, что мысль сама по себе является искусством. Главное — желание творить и созидать. Искусство носит импульсный характер. То есть время так ускоряется, что оно должно вызывать импульс. Вопрос в том, каким он будет. Будучи психологом, я могу манипулировать, вызвать у людей испуг, слезы, но я не хочу этого делать и не считаю актом искусства, когда кто-то прибивает гениталии гвоздями на площади. Искусство — это то, что построено на гармонии и помогает достичь состояния равновесия. Даже если в инсталляции заложены какие-то печальные, скорбные смыслы, она все равно может вызывать улыбку, погрузить зрителя в состояние спокойной задумчивости. Почему мы уже считаем импрессионистов классикой? Потому что в их произведениях есть гармония. Жемчужина прекрасна и округла, время стирает острые углы. Если ранить ими, можно словить хайп, но не больше.
— Как традиция сочетается с экспериментом?
— Время требует новых подходов. Это не хорошо и не плохо, это закон движения. Именно поэтому женщины сегодня не обязаны ходить в корсетах и кринолинах. Экспериментировать нужно, потому что запоминаются только новаторы. Я все время говорю, что художник — это «алхимический котел» или «фотоаппарат», потому что он должен уловить, запечатлеть время, создать его код. Накануне революции таким кодом стал «Черный квадрат» Малевича. Это был эксперимент, который мог появиться только в тот период российской истории.
— Насколько важно сегодня художнику задумываться над собственным продвижением и должен ли он делать это сам?
— Я предпочитаю творить, а не заниматься продажами, доверяя это профессионалам, и вижу, как к двадцатой выставке у меня появляются адепты, люди, которые ждут следующих моих проектов, и их количество растет. Мне интересно каждый раз удивлять их чем-то новым, расти в объеме, а для этого, конечно, важно продвижение. Я создаю каждую свою выставку на пределе возможностей. Представьте, каждый элемент по сути может быть самостоятельным произведением, и их очень много. Другое дело, что уникальность — именно в комплексном воздействии на зрителя. Когда вы приходите в католический храм, любуетесь росписью, видите, как свет проникает сквозь разноцветные витражи, слышите пение и звуки органа, это сочетание производит на вас целостное впечатление. Так же происходит и в случае с тотальной инсталляцией.
— Как вы относитесь к развитию искусственного интеллекта, когда программы самостоятельно, без участия человека создают музыку, картины?
— Я ничего не имею против. И эти произведения тоже могут выставляться наравне с творениями человека, если на это есть запрос. На смену поколению, любившему Тулуз-Лотрека, приходят люди, выросшие на играх в тетрис. Мы можем запечатлеть свой отрезок времени, а им уже принадлежит другая эпоха. Жизнь продолжается. С нами или без нас. Дарвин доказал, что выживает тот вид, который умеет приспосабливаться, поэтому я всегда открыт новому. Мне интересно жить, интересно, что будет дальше.
Автор: Наталья Малахова
