— Как родилась идея проекта?
— В основном я работаю как шоураннер: придумываю идею, собираю команду, нахожу текст. Много лет занимаюсь направлением site specific. Пространство во многом является для меня определяющим. Осенью у меня случился кризис пространств. Я поняла, что уже много где ставила спектакли. Например, в жилой квартире (POSLE) или в научно-творческой резиденции Чехов APi («Версия чайки»), на действующем заводе «Октава» («Сила слова»). Я стала думать, какое место могло бы стать следующим. Так появилась мысль задействовать бассейн. Параллельно осознала, что мне хочется поговорить о величии человеческого тела. И так случился замечательный монтаж места и темы — тело в бассейне.
— Какую мысль Вам бы хотелось донести?
— Для меня главное заключается в том, что любое тело прекрасно и как замечательно, что мы живем в то время, когда меняются стандарты красоты. И уже нет задачи вписаться в конкретные жесткие рамки. Вторая важная мысль для меня, что тело — это сложно устроенный организм и во многом — модель мира.
— Почему решили принять участие в Лаборатории?
— Как для независимого режиссера для меня всегда остро стоит вопрос финансирования проекта. Конкурс показался мне, во-первых, идеально подходящим к тому направлению, которым я занимаюсь, во-вторых, достаточно понятным и прозрачным по структуре. Поэтому мы вместе с командой решили принять участие.
— Как раньше искали спонсоров для проектов?
— Могу честно сказать, что впервые в жизни получила грант на спектакль. До этого ни разу спонсоры не выделяли мне деньги на постановки. Как коммерческий режиссер я зарабатываю хорошие гонорары и трачу их на авторский театр. Вот так я раньше работала. Но мне понравился данный инцидент, и я надеюсь, что в дальнейшем будут появляться институции, которые станут поддерживать молодых художников, занимающихся нетрадиционным театром.
— Расскажите, как сформировалась ваша команда, как подбирали артистов для эскиза.
—Важно сказать, что у меня есть постоянная команда соавторов и художников: продюсер Дарья Вернер, художники Маша Левина, Саша Агеева и Антон Астахов, которые отвечают соответственно за сценографию, костюмы и свет, а также композитор Олег Крохалев и хореограф Татьяна Чижикова. Мы довольно долгое время работаем вместе на разных проектах. Что касается артистов, то, поскольку спектакль про «тело», мы использовали принцип diversity: у нас играют артисты разных национальностей, возрастов, типов сложения. Одна из целей — показать многообразие человеческого тела. На следующем этапе надеемся привлечь к работе над спектаклем артистов с особенностями физического развития.
— Что дало сотрудничество с представителями Федерации креативных индустрий?
— Моими кураторами были Саша Ус и Наташа Абель. Они нам очень помогали в ходе подготовки эскиза, и мы надеемся продолжить с ними сотрудничество в дальнейшем. И кураторы, и моя команда много работаем с технологиями, поэтому наша встреча оказалась полезной.
— Вы сами выбирали кураторов?
— В моем случае это счастливое совпадение, потому что, когда меня спросили, с кем бы мне хотелось работать, я назвала Сашу Уса, а потом он выбрал нашу команду.
— Ваш эскиз показали первым, смотрели остальных участников?
— Да. Не успела только на «Лиса в библиотеке» Александры Ловянниковой.
— И кто больше пришелся по вкусу?
— Каждый по-своему. Но очень понравилась работа художника в проекте, который победил, — в спектакле-инсталляции Артёма Галушина. Еще заинтриговала задумка Элины Куликовой (инсталляция по книге Мэгги Нельсон «Синеты»). И, конечно, очень хорошая идея и сильный текст у Маши Зелинской в спектакле про поиск людей («Не отпускай меня»).
— Вы уже выбрали бассейн, где будете ставить? Договоренности есть?
— Мы сейчас смотрим несколько площадок. Но нам нужно было понять, получим ли мы грант, будут ли у нас финансовые возможности и если да, то какие. Теперь, надеюсь, в ближайшее время определимся с конкретной площадкой.
— На сколько показов спектакля рассчитываете?
— Надеюсь, что мы проведем целую серию показов. Но надо понимать, что у site specific проектов есть своя особенность. Они не могут идти годами. Обычно мы запускаем проект на несколько месяцев и плотно играем блоками.
Фото: Анна Аристова
— В чем особенности site specific?
— Эта тема для большой дискуссии. Но если говорить о главном, то суть site specific спектаклей состоит в том, что они создаются под конкретное пространство. Художник должен прийти, понять законы локации и либо оставить ее нетронутой, вписав внутрь историю, либо каким-то образом интерпретировать при помощи традиционных театральных средств. Есть много технических особенностей. Например, все, что связано с оборудованием. В театре уже смонтированы свет, звук. Это достаточно удобно. Понятно, что, когда работаешь на природе или в нетрадиционных пространствах, возникают разные сложности. Например, в квартире старая проводка и не хватает мощности для большого количество осветительных приборов. На улице в любой момент может пойти дождь и все оборудование должно быть водонепроницаемым.
Еще одна важная тема — способ существования артистов. В таких спектаклях часто отсутствует дистанция между артистом и публикой, а потому актер не может существовать так, как на сцене традиционного театра. Зачастую это более кинематографичная подача. Кроме того, здесь много интерактива, поэтому с артистами необходимо проводить тренинги и особым образом их готовить.
— Почему выбрали именно это направление?
— Мне кажется, оно дает больше визуальных возможностей. По крайней мере, пока ты молодой режиссер и у тебя нет грандиозных бюджетов, больших сцен и возможности выстроить все что угодно. В такой ситуации, выбирая между стандартной коробкой театра с небольшим бюджетом и крутой интересной локацией, будь то завод, лес и так далее, всегда выигрывает натуральная фактура. В этом site specific опять же похож на кино, где нужно долго искать подходящую натуру. Плюс мне ближе кинематографичное существование артиста.
— Как и на чем Вы сформировались как режиссер?
— Невозможно кратко ответить на этот вопрос. Плюс, не думаю, что сформировалась: я нахожусь в процессе становления и постоянно меняюсь. Конечно, на меня повлиял мой мастер Виктор Рыжаков (художественный руководитель театра «Современник»), у которого я окончила магистратуру в Школе-студии МХАТ и Центре Мейерхольда. Нас учили отказываться от традиционного взгляда на театр, разрушать обыденные представления, стимулировали к поиску нового. Также на меня влияет определенный ряд режиссеров. Это все, что связано с европейским театром. Например, мне близки работы Кэти Митчелл. Что касается интерактивного и site specific театра, то можно вспомнить команду Rimini Protokoll.
— Почему, на Ваш взгляд, сегодня так много внимания в театре уделяется технологиям и есть ли будущее у традиционного театра?
— Site specific — довольно экспериментальное направление. 90% российского театра — театр традиционный. Но если говорить про по-настоящему современный театр, то, само собой, он становится более технологичным. Связано это с тем, что театр — отражение нашего мира. Сложно представить современного человека без смартфона, скоро мы окончательно привыкнем к присутствию голосового помощника Алисы, VR-технологиям. И чем больше технологий будет в нашей жизни, тем больше их будет в театре. Вторая большая тенденция — что искусство, как и мышление человека, в современном мире становится все более визуальным. Один из путей к новой визуальности — работа с новыми технологиями.
— Как Вы видите дальнейшее развитие театра?
— Становясь технологичнее, театр будет еще и более персонифицированным. Во время пандемии появилось много проектов один на один со зрителем. Думаю, направление будет развиваться. Театр станет более интерактивным и иммерсивным. Но не в шаблонном понимании слова, а когда мы говорим о погружении зрителя в среду спектакля. Люди начали получать меньше эмоций, в том числе и из-за обилия технологий, и зачастую приходят в театр за яркими ощущениями (в том числе от прикосновений), хотят прожить опыт, недоступный им в обычной жизни.
Беседовала Ксения Позднякова
