Государственный Эрмитаж токенизирует и продаст с молотка цифровые копии пяти произведений: «Мадонны Литта» Леонардо да Винчи, «Юдифи» Джорджоне, «Куста сирени» Винсента Ван Гога, «Композиции VI» Василия Кандинского и «Уголка сада в Монжероне» Клода Моне. Юристы считают оцифровку полотен хорошим средством фандрайзинга и популяризации искусства, однако советуют потенциальным покупателям не заблуждаться насчет юридического смысла таких сделок.
Токены произведений будут выложены уже в конце августа, а аукцион на платформе Binance состоится осенью. Как пояснил юрист, руководитель юридической компании LFCS Legal Support Юрий Брисов, сопровождавший сделку с Binance со стороны Эрмитажа, музей не хотел копировать опыт галереи Уффици и других мировых собраний, которые выпускают токены простых цифровых копий шедевров.
NFT-токены Эрмитажа будут самостоятельными арт-объектами, включающими три файла. Это непосредственно репродукция картины с подписью директора музея Михаила Пиотровского, видео, на котором Пиотровский подписывает работу и рассказывает о ней, и удостоверяющая криптографическая подпись. При этом исключительные права на новое произведение — цифровую копию картины с видеокомментарием — будут закреплены за музеем. «После размещения на маркетплейсе все аналоговые копии и прочие промежуточные материалы будут уничтожены. Таким образом, файлы, привязанные к лимитированной серии NFT, будут единственным выражением копий произведений», — рассказал Юрий Брисов.
На каждую картину придется по два токена: один останется у Эрмитажа, второй будет продан на Binance. По словам Брисова, покупатель токена как минимум получит право на перепродажу работы. Однако сделка на маркетплейсе может включать тот или иной вид лицензии, например право выставлять репродукцию или печатать ее на футболках.
Партнер юридической компании Claims Анастасия Кузнецова отметила, что отсутствие прямого запрета и реактивности в регулировании крипторынка оставляет за музеем возможность выбора подходящей юридической оболочки сделок с NFT. «Если посмотреть на сайте госзакупок проект договора с единственным поставщиком — агентом, которого музей привлекает для выпуска и реализации NFT, — мы увидим, что Эрмитаж будет получать денежные суммы от агента не в криптовалюте, а в рублях. А NFT любопытно, хотя и небесспорно, описаны через категорию результатов интеллектуальной деятельности. Возможно, имеется в виду созданное директором музея производное произведение — копия картины с нанесением авторского автографа», — отметила юрист.
По словам эксперта, сейчас регулирование крипторынка тяготеет к ужесточению контроля, да и скорость нормотворчества в этой области невысока. Но есть надежда, что сделки NFT со временем обретут более осязаемые правовые очертания. «Если опыт Эрмитажа покажет свою эффективность, более лояльный подход к таким сделкам в музейной сфере все-таки может появиться. Есть же в музейном законодательстве особые музейные права, которые не очень стыкуются с положениями гражданского законодательства, но дают музеям возможность полностью контролировать коммерческое использование изображений их коллекций», — сказала Кузнецова. Юрист полагает, что NFT может стать инструментом защиты от неавторизованного распространения цифровых копий музейных экспонатов.
Производство официальных цифровых копий предметов коллекции, снабженных уникальным кодом в блокчейн-сети, — вполне легитимный инструмент внебюджетного финансирования и популяризации собрания, отметила генеральный директор IPCodex Наталья Полианчик. Главное, чтобы музейный предмет был в общественном достоянии — в противном случае разрешение на цифровизацию может дать только автор.
Наталья полагает, что выпуск токенов может оказаться полезен в кампаниях по сбору средств, например на реставрацию той или иной работы: «Потенциальными покупателями токенов могут стать любители искусства, желающие поучаствовать в восстановлении произведения. Собственно, целевая аудитория — это и коллекционеры, и просто люди, по каким-то причинам стремящиеся сделать себе пиар на последних веяниях арт-мира».
Вопреки разговорам об отсутствии специального регулирования криптовалютного рынка, ничто не мешает музею разместить токены картин на маркетплейсе хотя бы в порядке эксперимента, отмечает юрист по интеллектуальной собственности, автор Telegram-канала «Вычислить по IP» Анастасия Сковпень. «Не надо забывать, что мы находимся в правовой среде условно разрешенных транзакций с токенами. Это не товар, работа, услуга, за которую предлагать и получать криптовалюту нельзя. Впрочем, и однозначной позиции или разъяснения на этот счет нет, если не считать таковыми комментарии специалистов и чиновников. Поэтому сейчас самое время пробовать выйти на этот рынок — даже государственным музеям», — отметила юрист.
Так или иначе, наблюдатели сходятся в том, что NFT едва ли перевернет рынок авторского права. Сковпень отмечает, что этот подход, как и ранее предложенная сообществу лицензия Creative Commons, вряд ли станет повсеместной практикой и скорее останется особенностью отдельных площадок.
Другие эксперты крайне осторожно оценивают перспективы NFT. Так, председатель Комитета Российского союза промышленников и предпринимателей по интеллектуальной собственности и креативным индустриям Андрей Кричевский задается вопросом о том, кто и зачем захочет такие произведения приобрести. «Как сказал художник одежды Ив Сен-Лоран: “За долгие годы я осознал, что самое важное в платье — женщина, которая его носит”. Поэтому, обсуждая выпуск NFT-токенов от Эрмитажа, стоит прежде всего определить, кто же та “женщина”, которая хочет облачиться в платье невзаимозаменяемых токенов», — отметил он.
По словам председателя Комитета, дело осложняется тем, что NFT-среда до сих пор склонна путать цифровое искусство и права на него с торговлей хеш-кодами. «Многие считают, что владение токенами связано с некими правами на объект, в отношении которого они выпущены. Этот разрыв между нормами права и пониманием внутри NFT-сообщества может рано или поздно породить вполне реальное разочарование покупателей и конфликт с продавцом. Стоит ли репутация музея, крупнейшего мирового культурного и научного центра, игры под быстро догорающие NFT-свечи — серьезный вопрос», — отметил Кричевский.
Председатель правления «Сообщества пользователей авторских и смежных прав» Анатолий Семенов, в свою очередь, отметил, что применительно к музейному делу об NFT неправильно говорить в терминах интеллектуального права: «Простановка цифровой электронной подписи с отметкой о времени — сугубо техническое действие, которое осуществляется не Михаилом Пиотровским, а программными алгоритмами самой сети блокчейн. Соответственно, никакого творческого вклада, являющегося условием признания охраноспособности авторских произведений, тут нет». В то же время эксперт отметил, что стремление музея популяризовать коллекцию и пополнить бюджетные фонды можно только приветствовать.
Покупка NFT не несет практически никакого смысла, кроме «ощущения собственности», ощущения, что вам принадлежит нечто коллекционное, редкое, подтверждает президент Федерации интеллектуальной собственности Сергей Матвеев: «Кому-то нравятся старые вина, кому-то картины, кому-то латунные подсвечники или марки. Появились те, кому нравятся NFT — такова игровая культура человека. А с точки зрения музеев пользоваться хайпом вполне оправданно, ведь институция решает сразу несколько задач — и заработка, который необходим для сохранения коллекции, и формирования новых музейных продуктов, и популяризации искусства».
Советник адвокатского бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры» Елена Авакян, в свою очередь, отмечает, что NFT — всего лишь удобный способ продавать в цифровой среде вещи, наделенные индивидуальными признаками. Это техническое новшество само по себе ничего не добавляет институту интеллектуального права. «Исключительные права при покупке токена передаются, если это предусмотрено White Paper. Точно так же обстоят дела с передачей любого материального носителя произведения. Если я пишу картину и продаю ее вам, по умолчанию исключительные права остаются за мной. И хотя собственник полотна может этой картиной владеть, пользоваться, распоряжаться, в принципе может ее даже уничтожить, но исключительных прав при этом он не приобретет, что означает, что владеть может, а выставлять, копировать, издавать — только с моего согласия. Вдобавок к исключительному праву у автора остается право доступа к произведению и право следования», — напомнила правовед.
Отсюда, если условия сделки предполагают передачу прав на токенизированный объект, владелец токена сможет получить доход от распоряжения интеллектуальной собственностью. Если же это не оговаривается, исключительное право как было за автором, так за ним и останется.
Елена Авакян сравнила NFT с популярными в свое время арт-ПИФами, закрытыми паевыми инвестиционными фондами художественных ценностей: «Как и любой новый институт, NFT сейчас — метод быстрой монетизации объектов для тех, кто успеет добежать первыми. В свое время закрытые арт-ПИФы очень мощно подогрели интерес к искусству, но потом он схлынул. Точно так же схлынет интерес к NFT, но останутся “долевые владельцы великих полотен”».
Между тем Эрмитажу уже пришлось столкнуться не только с положительным потенциалом NFT, но и с рисками их использования. Как сообщает официальный Telegram-канал музея, немецкий музыкант Тилль Линдеман выложил на одном из маркетплейсов серию NFT, посвященных съемкам клипа «Любимый город». Клип снимался в интерьерах Эрмитажа, в кадре присутствуют многочисленные музейные предметы, однако в договоре с исполнителем было четко прописано, что нигде, кроме клипа, эти изображения использоваться не могут. Музей отправил музыканту предупреждение еще на стадии подготовки проекта NFTill, но тот предпочел проигнорировать претензию. Что ж, в качестве первопроходца музею приходится практически пожинать и сладкие, и горькие плоды технологии.
Автор: Антон Котенёв
