Лента «Беги» режиссера и сценариста Романа Артемьева – один из самых неожиданных российских триллеров этого года. Премьера состоялась в рамках IX фестиваля нового российского кино «Горький fest», где он стал фильмом открытия.
Что будет если профессиональный медвежатник-идеалист (Никита Кологривый) отправится грабить сейф чересчур упрямого чиновника, не желающего расставаться с важными документами (Михаил Пореченков)? В фильме такая кража провоцирует настоящую погоню, где каждый шаг может стать последним для всех участников. Но есть ли в «Беги» нечто большее, чем просто выплеск адреналина? С этим вопросом IPQuorum обратился к Роману Артемьеву.
Фото предоставлено пресс-службой НМГ Кино прокат
— Роман, ваш предыдущий полный метр — «Человек из будущего» — вышел в 2016-м. Почему такой перерыв между фильмами?
— Пауза возникла из-за того, что у меня появился большой анимационный проект — «Кощей. Похититель невест», которым занимались студия «КиноАтис» и кинокомпания СТВ, поэтому я с головой ушел в производство. А анимация — дело долгое, так что первую часть мы делали четыре года. То есть можно сказать, что у меня был анимационный период.
— А почему появился такой период? С детства интересовались мультфильмами?
— С одной стороны, мне всегда хотелось попробовать себя в анимации, с другой — в профессии всегда нужно искать какие-то новые вызовы, иначе неизбежна стагнация. Поэтому я сделал ставку на эксперименты — и ни разу об этом не пожалел.
— Знаю, что вы родились в небольшом городе в Удмуртии, однако не побоялись штурмовать московские вузы…
— Путь был не самый простой. Изначально я планировал поступать на актерское отделение, но смог пройти конкурс только на третий год. К счастью, в итоге я поступил именно туда, куда хотел, — во ВГИК, к отличному мастеру — Алексею Владимировичу Баталову. И очень благодарен родителям, которые в меня верили и финансово помогали выживать в Москве. Я никогда не сидел сложа руки, всегда подрабатывал, но времена были сложные, и без их помощи я бы не справился.
Потом, уже получив актерское образование, я начал задумываться о режиссуре. Я много снимался, но чего-то не хватало. Были какие-то истории, которые хотелось рассказать…
— Но истории всегда можно отдать сценаристам для разработки…
— Да, но я, видимо, единоличник, эгоистичный немного: свои проекты я всегда хотел реализовывать сам. Кстати, до сих пор все фильмы, которыми я занимался как режиссер, снимались по моим сценариям. Некоторые писались в соавторстве, как, например, «Кощей. Похититель невест». А вот сценарий «Беги» — полностью мой.
— Кстати, а как он появился?
— Идея начала формироваться давным-давно, когда мой приятель-режиссер позвал меня на дачу проработать кой-какие сюжеты. Мы придумали ему короткий метр, который он потом снял — и успешно с ними ездил по фестивалям. А я задал себе вопрос: «Вот мы сидим на даче… Что будет, если в нее попытается кто-то влезть?» Дача, правда, была не такая дорогая, как у героя Пореченкова, но, когда я стал искать ответ на этот вопрос, начала формироваться история, которая позднее переросла в полноценный полнометражный сценарий.
— А почему вы выбрали жанр криминальной драмы?
— Я бы назвал ее авантюрной. Криминальных элементов в ней, в принципе, не так уж и много: здесь нет матерых бандитов, мафиозных разборок…
Фото предоставлено пресс-службой НМГ Кино прокат
— То, что нет бандитов, мы понимаем только в конце…
— Да, но в любом случае картина не настолько тяжеловесна и серьезна, как криминальная драма: в ней много юмора, перевертышей, обманных ходов… А еще у нас шикарный трикстер в лице героя Никиты Кологривого, который сразу цепляет аудиторию.
— По моим ощущениям, этот персонаж как бы застрял между плюсом и минусом. У него большой набор как хороших черт, так и плохих…
— Ни одного из двух главных героев я бы не стал называть ни положительным, ни отрицательным. Скорее, это неплохие люди, которые в своем стремлении к успеху сбились с нужного курса. Мы все находимся в водовороте времени, которое сегодня меняется молниеносно — и мы вынуждены приспосабливаться к этим изменениям, вынуждены быстро в них ориентироваться. Поэтому постоянно бежим и боимся остановиться. А останавливаться иногда жизненно необходимо, чтобы сверить часы и понять: в нужном ли направлении мы бежим, не потеряли ли мы на бегу что-то важное? Мне кажется, именно об этом я и снимал.
— Как бы то ни было, криминальные проекты с участием бандитов у нашей аудитории востребованы до сих пор. Особенности национального менталитета?
— Довольно много людей — и я среди них! — любят наблюдать за отрицательными персонажами и следить, как они меняются и «перевоспитываются». Например, герой Кологривого считает себя современным Робин Гудом, поэтому оправдывает все свои поступки — мягко скажем, неоднозначные. У него железные аргументы, позволяющие чувствовать себя абсолютно правым. Но зрители, конечно, видят, что он ошибается, и ждут, когда розовые очки с него спадут. Прозрение такого рода — процесс действительно интересный, поэтому жанр всегда будет привлекать внимание.
— То есть в любом бандите мы пытаемся разглядеть трепетную душу?
— Но наш герой не бандит, не убийца, не разбойник с большой дороги! Он просто запутался. Он медвежатник…
—Не самая законопослушная профессия…
— Верно. Но цели у него благие, и он к ним идет.
— А в чем его основная слабость?
— Его главная болевая точка — семья, которая разрушается на глазах и которую он пытается любой ценой сохранить. Такой шанс мы ему даем: он получает ровно 24 часа, чтобы исправить то, что ломал в течение нескольких лет.
— А что было для вас самым важным в этой истории?
— То, что нужно останавливаться на бегу и уметь расставлять приоритеты. Каждый человек должен понять, что для него является самым ценным: дом, семья или работа. Может быть, не так важны карьера и деньги, когда твои близкие в тебе нуждаются. В конце концов, слава и успех мимолетны и быстро проходят. А на семью ты всегда можешь опереться.
— А герой Пореченкова — чем он вас цепляет?
— Он с двойным дном. Из брутального и агрессивного мужлана он постепенно превращается в человека с болевыми точками. У него действительно серьезная рана, огромная личная трагедия. И ему я тоже даю шанс что-то исправить: если не все, то многое. Мне вообще нравиться давать героям возможность переосмыслить жизнь, понять, в чем они ошибались. Для меня это очень ценно. Плюс в герое Пореченкова, который носится с обрезом за своей «жертвой», есть некая комедийная составляющая, так что он неоднозначен и с точки зрения жанра.
— А место действия для вас имеет значение?
— Для меня это типичный провинциальный городок, который мало чем отличается от сотни таких же. У меня не было цели показать в кадре какую-то неустроенность провинции (ее на экране и нет), важен был акцент на архитектуре советской эпохи. Плюс было бы странно, если бы наши герои бегали друг за другом по мегаполису. И я знаю, что маленький населенный пункт «засыпает» раньше большого города. Но это не касается пятницы и субботы, когда жизнь на улицах кипит до утра. А так как мы снимали именно в эти дни, улицы пришлось перекрывать. И это было не так-то просто.
— Что было самым трудным во время съемок?
— Трудности связаны в первую очередь с тем, что действие происходит ночью, поэтому 80% фильма было снято именно в это время. Но в августе и сентябре, когда у нас были смены, ночи еще короткие, поэтому снимать приходилось очень быстро. Плюс мне нужны были определенные локации, работающие на создание атмосферы тревоги и таинственности, поэтому нам приходилось переезжать с места на место по несколько раз за смену. И для группы это тоже был своего рода забег. Правда, мы много репетировали, поэтому точно знали, как и что мы снимаем. Отработали слаженно, единым механизмом.
— По поводу стилистики: «Беги» полностью снят ручной камерой….
— Съемка с рук дает фильму особое дыхание. Это важное стилистическое решение для меня, потому что подвижная камера «дышит» вместе с актерами, задает ритм, мы чувствуем ее пульсацию каждую секунду.
— Роман, вы рассказали о своем актерском образовании. А где вы учились режиссуре?
— Я был вольнослушателем во ВГИКе, в мастерской Хотиненко и Фенченко. Фактически я занимался одновременно в двух мастерских: пахал в своей, в актерской, потом бежал в режиссерскую, репетировал там, снимался в учебных и курсовых работах. И круто, что у меня была возможность работать с ними, сидеть на их лекциях: я многое впитывал, формировался как режиссер. Вообще, время, проведенное во ВГИКе, переоценить невозможно. С девяти утра и до полуночи мы не вылезали из института, экспериментировали, что-то искали — прекрасная была эпоха.
— Хотели бы что-то изменить? Например, сразу поступать на режиссерское отделение?
— Мне кажется, в моей карьере все получилось органично. Актерское образование открыло передо мной двери в кино: я много снимался, сотрудничал с отличными режиссерами — Андреем Эшпаем, Мариной Разбежкиной, Алексеем Сидоровым. Как я могу о чем-то жалеть? Это бесценный опыт.
— Роман, но есть мнение, что режиссуре учиться вовсе не обязательно. К примеру, Тарантино во всех интервью говорит, что сутками сидел в кинотеатрах — это и была его школа…
— Это заблуждение, на мой взгляд. Разговоры о режиссерах-самородках, которые будто бы нигде не учились, — обычные байки. Все они прошли определенную школу, все снимали учебные фильмы, прошли сложный путь от ученических шагов до мастерства. Не хочу ничего советовать, я готов говорить только за себя. Но уверен, образование нужно. Это база. Без нее ты просто ничего не сможешь сделать в профессии. Это как алфавит: ты обязан знать его, чтобы научиться писать.
— Кстати, по поводу Тарантино. Не было искушения снимать «Беги» в похожей манере?
— Я об этом даже не задумывался. Тарантино — потрясающий художник, но искать отсылки к его фильмам в «Беги» не нужно. Так же как и отсылки к другим режиссерам: конечно, есть много кинематографистов, которые мне близки, но их влияние сказывается только на уровне подкорки. Или музыка с литературой: они могут служить определенным референсом, камертоном, но прямого заимствования никогда нет. Я все пропускаю через себя — и в мой фильм попадает 0,01% от того, что я подсмотрел или подслушал в других произведениях.
— Роман, и последний вопрос — что в планах?
— Сейчас все так быстро меняется, что загадывать — дело крайне неблагодарное. У меня есть внушительный багаж сценариев, которые я бы очень хотел реализовать. Сейчас же я занимаюсь второй частью «Кощея»: она будет называться «Кощей. Тайна живой воды» и выйдет в мае 2026 года. При этом я продолжаю разрабатывать новые сценарии — и надеюсь, что они в обозримом будущем будут запущены в производство.
Автор: Вера Аленушкина
