28-29 февраля в Петровском путевом дворце пройдет второй премьерный блок показов спектакля-променада «Две жизни Рахманинова». Новый проект «Москонцерта» приурочен к 150-летию со дня рождения великого композитора. IPQuorum пообщался с главным режиссером «Москонцерта» Марией Тихоновой о том, как появилась идея перенести биографию Рахманинова на «сцену», что дает иммерсивный спектакль и как объединить в одной постановке романс «Очи черные» и Рапсодию на тему Паганини.
Фото предоставлено пресс-службой Москонцерта
— Как появился спектакль-променад «Две жизни Рахманинова»?
— К 150-летию Рахманинова «Москонцерт», как и другие учреждения культуры, готовил свою концертную программу. Но чем плотнее мы подходили к личности Сергея Васильевича Рахманинова, тем больше мы понимали, что его биография не систематизирована. То есть очень много баек, недоговорок, мистификаций. Его личность обросла невероятным количеством легенд. Одна история с Ланой Даль, дочерью знаменитого психиатра Николая Владимировича Даля, чего стоит. И таких загадок очень много. А потому нам захотелось выстроить некую линейность его биографии и попытаться ответить на некоторые вопросы. В конце концов это все вылилось в 11 новелл из жизни Сергея Васильевича Рахманинова. А так как это было невозможно уместить в сценкоробку, мы выбрали формат бродилки, спектакля-променада. Благо силы «Москонцерта» это позволяют. У нас есть драматический, музыкальный, филармонический отделы, певцы, танцовщики, драматические артисты. Хотя прежде мы в таком формате не объединялись. Так что «Две жизни Рахманинова» — это для нас флагманский проект.
— Что для вас было самым главным в биографии Рахманинова?
— Нам хотелось показать его переживания как творца. Сегодня общепризнанный факт, что Рахманинов — гений, непревзойденная величина и незыблемый авторитет. Никто даже не задумывается, через какие тернии он шел к звездам, какими сомнениями терзался. А Сергей Васильевич был глубоко рефлексирующей натурой. Вспомните, как он переживал провал Первой симфонии, вплоть до обращения к психотерапевту Николаю Далю. За его биографией стоял огромный внутренний труд. Именно это стало толчком для нашего спектакля. Нам было важно показать период становления личности, путь, который он прошел из точки А в точку Б.
Фото предоставлено пресс-службой Москонцерта
— Именно поэтому вы и выбрали променад?
— Да, конечно, в этом была заложена определенная идея. Нам хотелось, чтобы зритель тоже прошел определенный путь, стал участником процесса и прочувствовал его. Отказавшись от четвертой стены, мы дали зрителю такую возможность. Он подключается к истории, проходит ее шаг за шагом.
— В спектакле три дороги. Как зрителю выбрать, каким путем пойти?
— Да, у нас есть три тропы. Первая принадлежит самому Сергею, который смотрит на свою жизнь как бы свысока, сквозь прожитые годы, опыт. Вторая отдана отцу композитора Василию Рахманинову, который сравнивает себя с сыном. Фактически вместе они никогда не жили, так как родители Рахманинова расстались. Это направление более легкое, даже немного кутежное. И третья сторона — матери Рахманинова Любови, которая смотрит на сына. Это самая лирико-драматическая тропа.
Фото предоставлено пресс-службой Москонцерта
— А что легло в литературную основу спектакля?
— Исследовательская работа была проведена режиссерской группой «Москонцерта», куда помимо меня входят Полина Шахова и Вадим Ленов. Нас в шутку даже называют Змеем Горынычем. Нам было важно сплести музыкальную и драматические линии. Прямой речи у нас было не очень много, мы опирались в основном на письма и воспоминания. И вот на их основе создали 11 новелл.
— Тогда давайте про музыкальную составляющую. Какие произведения вам было принципиально задействовать в постановке?
— Спектакль музыкальный: у нас поют, играют Рахманинова. Но думаю, одна из изюминок спектакля — Рапсодия на тему Паганини, которая звучит в финале. Специально для хорового театра Бориса Певзнера на ее основе был написан вокализ.
Фото предоставлено пресс-службой Москонцерта
— То есть получается, что в финале все три линии сходятся?
— Да, в итоге все три пути объединяются в большом зале, где празднуется юбилей Рахманинова.
— Как в это вписывается цыганский романс «Очи черные»?
— Это известная байка. Премьеру «Алеко» Шаляпин и Рахманинов отмечали в ресторане с цыганами. И поэтому мы соединили каватину «Алеко» с романсом «Очи черные». Кроме того, «Очи черные» — любимое произведение Шаляпина, а они с Рахманиновым дружили около 40 лет. Это огромный пласт жизни. И нам было важно показать, как музыкальное объединяется с человеческим.
— Что вы вкладываете в понятие «иммерсивный театр»?
— В первую очередь — это театр эмоций. В классическом музыкальном театре между сценой и публикой помимо рампы еще и оркестровая яма. Когда мы убираем четвертую стену, зритель становится соучастником, его можно взять за руку и провести по коридорам, рассказать историю.
— Насколько зритель включается в эту игру?
— Мне кажется, в целом у нас прижился иммерсивный театр. Если говорить о нашем спектакле, то по первым спектаклям сказать сложно. Хотя для меня очевидно, что публике интересно. Я когда веду спектакль, вижу, что зритель плачет и смеется именно там, где мы хотели. Публика чувствует эмоцию здесь и сейчас. Но, конечно, спектакль — живой организм, так что он будет меняться, атмосфера еще будет докручиваться.
— Каковы плюсы и минусы Петровского путевого дворца и почему он был выбран для этого спектакля?
— Два главных плюса — это акустика и интерьеры. Помпезность дворца работает нам на руку, так как минимальными художественными средствами удается добиться хорошего визуального эффекта.
Если говорить об акустике, то до того, как мы начали репетировать во дворце, мы боялись акустических ям или слишком большого резонанса. Но в итоге оказалось, что для голоса это просто идеальная площадка. А вот звуки в записи, наоборот, иногда «проваливаются».
Почему выбрали именно эту площадку? У нас много своих локаций. Изначально мы планировали ставить спектакль на Пушечной, но она закрылась на реконструкцию. А других, где можно было бы играться с изъятием четвертой стены, у нас нет. Но в итоге мы выиграли по количеству зрителей. На Пушечной было бы не больше 50–60 зрителей за раз, здесь же мы вмещаем до 90 человек.
Фото предоставлено пресс-службой Москонцерта
— Вы сказали, что Рахманинов тяжело переживал провал своей Первой симфонии, а как вы сами относитесь к критике?
— Честно говоря, спокойно. У меня есть опыт как в музыкальном, так и в драматическом театре, и отзывы всегда были разные. И мне кажется, что это нормально, что у любого спектакля могут быть как положительные, так и отрицательные отзывы. Но если на постановку много однополярных откликов, то мне не очень интересно идти.
— Вы — главный режиссер «Москонцерта». В чем его специфика?
— Специфика «Москонцерта» заключается в том, что это кросс-жанровая организация. Когда режиссер идет работать в «Москонцерт», он должен понимать, что ему предстоит работать не только с музыкальным театром, но и с драматическим. С одной стороны, это очень интересно, это определенный вызов и опыт, а с другой — это, конечно, тяжело, потому что тебе все время приходится переключаться в разных направлениях. Нужно работать и с детской аудиторией, и с филармонической, и с оперными певцами, и с литературно-драматическим отделом. Это накладывает определенный отпечаток на видение. То есть если режиссер может переключаться между такими разными задачами, то это — наш человек. Мне кажется, что у нас собралась команда, которая может переключаться между задачами.
— Что уже удалось сделать и в какую сторону будете развиваться?
— Нам удалось выстроить определенный план мероприятий, мы проводим примерно 150 мероприятий в месяц. При этом мы умудряемся реализовывать и довольно масштабные идеи, как «Две жизни Рахманинова». Опыт с Рахманиновым показал, что «Москонцерт» готов к глобальным задачам. В этом нам очень помогает дирекция во главе с Ильей Бачуриным. В феврале совместно с Music Universe мы провели выходные мюзикла. Параллельно продолжаем реализовывать Лабораторию с ГИТИСом. Кстати, именно благодаря этой лаборатории сложилась режиссерская команда «Москонцерта». Сейчас развиваем детское направление. Впереди нас ждут юбилейные постановки, посвященные Пушкину, Римскому-Корсакову, Глинке.
Фото предоставлено пресс-службой Москонцерта
— Почему для вас так важен проект с ГИТИСом?
— Это был один из тех проектов, с которым я пришла в «Москонцерт». И я очень рада, что Илья Викторович Бачурин его поддержал и мы вместе обратились к ректору ГИТИСа Григорию Анатольевичу Заславскому. Почему это важно? Во-первых, дело в том, что режиссеров музыкального театра не так много, как может показаться. Во-вторых, многие ребята сталкиваются с проблемой: дипломная работа должна быть на профессиональной сцене и с профессиональным коллективом, но далеко не каждый театр пустит к себе молодого режиссера. И зачастую выпускники ждут своих дипломов год-два-три. Мы же не только даем площадку для эксперимента, но и помогаем режиссеру в становлении, в поиске себе. В рамках «Москонцерта» было уже реализовано два проекта. Вадим Летунов выпустил «Моцарта и Сальери», который, как я надеюсь, скоро станет полноценным репертуарным спектаклем. А Милена Костина создала «Шекспировские сны». И на этом мы не планируем останавливаться. Мы стремимся к тому, чтобы сделать «Москонцерт» репертуарной площадкой.
Автор Ксения ПОЗДНЯКОВА, создатель Telegram-канала «Ксюша рекомендует»
