Много шума, и ничего?
Звук существует в тесной связи со средой. Отсюда и понятие «звуковая среда». Это некий триггер, стимул, который обладает конкретными характеристиками, вызывает определенный эффект и по-разному проявляется в пространстве. Звуковая картинка, маркеры и сигналы для деревенского жителя будут отличаться от тех, что различает обитатель мегаполиса. Звуковой ландшафт человека, обитающего на природе, в лесополосе, ― это пение птиц, голоса животных, и только иногда их дополняет едва различимый шум промышленных объектов, доносящийся с реверберацией: при многократном отражении звук становится менее интенсивным. Если же мы живем в центре Москвы, Нью-Йорка или Токио, то окружены потоками информационного шума и сталкиваемся с проблемой звуковой экологии, шумового загрязнения.
Понятие «шумовое загрязнение» впервые ввел Рэймонд Мюррей Шафер ― один из основоположников sound studies, звуковых дисциплин, которые совершенно необязательно связаны с музыкой или даже с искусством в целом. Они также имеют отношение и к ландшафтному дизайну, и к психоакустике, изучающей восприятие звука. Со звуком напрямую связана психофизика человека, о чем говорится во многих исторических текстах. Например, в древнекитайском трактате «Люйши Чуньцю» («Весны и осени господина Люя»), где первоисточником всего сущего называется колебание струны ци, из которой разворачивается материя.
С научной точки зрения, когда уровень шума превышает установленные нормативами коэффициенты, это угнетает, негативно сказывается на нервной системе человека, общем тонусе, снижает производительность и когнитивные способности. Мы перестаем понимать, какая информация важна, какая второстепенна, и начинаем действовать на автомате. В других случаях звук может гармонизировать наше состояние. Например, когда мы танцуем под композицию с темпом 120 ударов в минуту, наш организм обретает баланс, так как именно в таком ритме бьется и наше сердце.
Пока человек жив, полная тишина ― это нечто недостижимое для него. Даже находясь в эхо-камере, он слышит звуки собственного тела ― дыхание, сердцебиение ― и в этот момент по-другому воспринимает окружающую среду. Саунд-арт гораздо шире, чем музыка, звукорежиссура или саунд-дизайн, и дает возможность, используя активное, глубокое вслушивание в себя и в пространство, понять природу звуков и стоящие за ними сигналы неких действий, маркеры событий или абстракций. Задача нашей кафедры состоит в том, чтобы представить студентам систематизированную звуковую карту местности со всеми ее явлениями и «событиями», музыкальными стилями и инструментами, распределить, классифицировать их и понять, как они взаимодействуют между собой на таких дисциплинах, как психоакустика или физика звука. Саунд-арт занимается звуком в пространстве. При этом оно может быть абсолютно любым: информационным, парковым, театральным или виртуальным ― компьютерной игры, паблика или сайта. Мы анализируем и изучаем на лекциях все эти виды местности.
Музыка для хоррора
Наш выпускник может профессионально работать со звуком и звуковой средой во всех областях, где она присутствует: музыка, театр и кино, компьютерные игры, галерейное пространство, кураторство и менеджмент культурных мероприятий, музыкальная журналистика. Например, человек приходит и говорит: «Я всю жизнь мечтал писать музыку для фильмов ужасов». Тогда сначала он научится редактировать звук, потом ― синтезировать его, а на третьем курсе ― работать с ним так, чтобы у него получалась музыка для хорроров.
Иногда абитуриенты просто увлекаются музыкой, коллекционируют ее, но не знают, какую специализацию выбрать. Поступая, они также проходят сквозь все горнила нашего обучения. В процессе мы помогаем им скорректировать намерение, достичь определенного уровня осознанности и понять, кем они хотят стать после получения диплома, или в конце концов точно удостовериться, что, придя к нам, они не ошиблись дверью. Мы решили, что при поступлении на программу «Современное искусство», частью которой является кафедра саунд-арта, вообще не должно быть творческого конкурса, так как уверены: чтобы стать художником/артистом/актором современного искусства в любой сфере, необязательно заканчивать художественную или музыкальную школу. Мы работаем с людьми, для которых совриск — это выбор, даже если никакого предварительного образования или опыта они не получили. Мы ждем абсолютно всех, но, к сожалению, такая открытость имеет свою цену – у нас нет бюджетных мест.
Мы берем студентов по результатам ЕГЭ: русский, иностранный язык и литература. Получать первое высшее люди приходят после школы. Отучившись четыре года в бакалавриате, они получают полноценное образование, то есть могут уже строить карьеру. Более высокий уровень образования - магистратура. Она подойдёт тем, кто хочет углубить свои теоретические знания, практические навыки и исследовательские компетенции. Для тех, кто имеет базовую профессию, существует система ДПО ― дополнительного профессионального образования. Отдельно хотелось бы заметить, что на всех этапах обучения наши студенты они участвуют в публичных мероприятиях, создают и продюсируют собственные проекты и нарабатывают портфолио. Ознакомиться с некоторыми работами студентов нашей кафедры можно здесь.
Со времени фоноавтографа
Поскольку саунд-арт вбирает в себя не только музыку, звукорежиссуру, но и «разбросан» по другим направлениям и дисциплинам, он существует с момента появления звукозаписи. Первая аудиозапись на виниле принадлежит не Томасу Эдисону, как многие ошибочно считают, а Эдуарду Леону Скотту де Мартенвилю, который в 1857 году придумал фоноавтограф. Его так вдохновило изобретение фотоаппарата, работавшего по принципу человеческого глаза, что он изучил строение уха и «воплотил» его в своем устройстве. Оно было собрано из акустического конуса и вибрирующей мембраны, соединенной с иглой. Игла соприкасалась с поверхностью вращаемого вручную стеклянного цилиндра, покрытого копотью или бумагой. Звуковые колебания, проходя через конус, заставляли мембрану вибрировать, передавая колебания игле, которая, в свою очередь, прочерчивала на копоти отметки. Фоноавтограф позволял отображать звуковые колебания без возможности их воспроизведения.
Как ни странно, есть еще более ранние свидетельства существования записанного звука, которые уводят нас в далекий 1650 год к книге Афанасия Кирхера «Универсальная мизургия» (Musurgia Universalis). Это был сборник древних и современных представлений о музыке, ее производстве и воздействии. В нем, в частности, исследовалась связь ее математических свойств, например, гармонии и диссонанса, с медициной и риторикой. Если говорить о появлении саунд-арта в нашей стране, его флагманом является Арсений Аврамов, а электронной музыки ― Эдуард Артемьев. У нас также преподают исследователи саунд-арта, которые активно развивают это направление. Например, Андрей Смирнов, получивший премию «Инновация» за монографию «В поисках потерянного звука. Экспериментальная звуковая культура России и СССР первой половины ХХ века». В ее основе ― курс лекций, которую Андрей читал в Московской консерватории. Не менее важен для нас и один из первых философских трудов, которые вообще рассматривают музыку как дисциплину, ― «Музыка как предмет логики» Алексея Федоровича Лосева.
Разумеется, во времена, когда был изобретен фоноавтограф и рождались все эти произведения, никто не называл такие исследования саунд-артом. Он стал оформляться в самодостаточную дисциплину, когда появился запрос систематизировать исследования в области звука ― примерно в начале 2000-х, а уже самым громким заявлением о дисциплине стала книга Петера Вайбеля «Саунд-арт. Звук как проводник искусства» (Sound Art. Sound as a Medium of Art), вышедшая в ноябре 2019-го. С октября того же года существует и наша кафедра. Сегодня изучение саунд-арта как отдельного направления в системе государственного образования говорит о том, что мы наконец-то по праву официально занимаемся теми вопросами, которые еще в начале XX века поднимали российские исследователи, такие как изобретатель синтезатора «АНС» Евгений Мурзин, о котором мы тоже много говорим на лекциях.
«Прометеев аккорд» и Гвидо Аретинский
Изучение саунд-арта повышает уровень культуры в области аудиального. Высокая культура в этой сфере не связана с патетикой каких-то отдельных музыкальных направлений ― например, оперы или симфоний. Саунд-арт может погружать нас и в малоисследованные, «маргинализированные», вытесненные области. Высота культуры определяется здесь наличием прозрачной системы классификации — тех инструментов, с помощью которых можно проанализировать ту самую звуковую карту местности, о которой я уже говорил. И для каждого звукового пространства эти инструменты свои.
Очень часто происходит подмена понятий: экспериментальную музыку путают с саунд-артом, саунд-арт ― с нойзом, в нойзе пытаются расслышать мелодию и в итоге обиженно заявляют, что это вообще не музыка, а просто грохот. Такое происходит каждый раз, когда мы смотрим на объект, не обладая понятийным аппаратом, и используем ту оптику, которая для него не подходит. Своя оптика нужна для любого жанра ― и для блэк-металла, и для русского шансона. Если мы слушаем атональную музыку, не разобравшись, что такое «прометеев аккорд» Скрябина, ничего не знаем об Арнольде Шенберге и Джоне Кейдже, вряд ли мы ее поймем. Она покажется нам просто какофонией.
Хотя я привожу довольно экзотичные примеры, наша образовательная программа состоит не только из экзотики. У нас преподают и педагоги из Московской консерватории, которые обучают студентов фундаментальным принципам композиции, элементарной теории музыки, рассказывают, кто такой Гвидо Аретинский, который стал реформатором музыкальной нотации. В результате студенты нашей кафедры «выплавляются» в профессионалов широкого профиля, работающих со звуком в самых разных сферах.
Автор: Наталья Малахова
