Их двое — художник и поэт, и они не родственники. Оксана Волкова, заведующая музеем-квартирой Исаака Бродского, рассказывает о том, как совмещались в творчестве известного художника личный «кружевной стиль» и общественно значимый соцреализм и как цифровые технологии помогают открыть «другого Бродского».
— Площадь Искусств — самый подходящий адрес для художника?
— И не только по названию места. Площадь проектировал сам Росси, сделав доминантой Михайловский дворец, ставший впоследствии главным зданием Русского музея. Стенка в стенку с домом № 3, где располагается наш музей, — Михайловский театр. Впрочем, и наши стены практически с самого начала стали, можно сказать, приютом муз. Владелец здания, герой войны 1812 года Павел Васильевич Голенищев-Кутузов, генерал-губернатор Петербурга времён Николая I, сдавал его внаём. Первой в этой квартире поселилась Екатерина Андреевна Карамзина, вдова историка, литературно-музыкальный салон которой был известен на всю столицу. А затем здесь обосновался не менее знаменитый салон братьев Виельгорских, меценатов и коллекционеров. Михаил был композитором-любителем, Матвей — прекрасным виолончелистом. Благодаря им музыку Глинки узнала просвещённая Европа, а русская публика познакомилась с сочинениями Бетховена. У них бывал весь цвет эпохи — Пушкин и Вяземский, Гоголь и Лермонтов, Крылов, Жуковский, Брюллов. Даже император Николай I наведывался.
— Когда в 1924 году в эту квартиру въедет Исаак Бродский, в знаменитых гостях тоже, кажется, недостатка не будет?
— Да, можно сказать, традиция «салона» возобновилась. На его четверги с удовольствием приходили Зощенко, Маяковский и Аверченко, любимцы публики Николай Черкасов и Борис Чирков, Леонид Утёсов и Владимир Хенкин. Бывали Шаляпин, Горький, испанский гитарист Сеговия, художники Борис Григорьев, Василий Сварог, Аркадий Рылов, скульптор Илья Гинцбург — всех и не перечислить. В гостиной стоит тот самый рояль, за которым музицировали Исаак Дунаевский и молодой Шостакович. Здесь всегда было людно. С лёгкой руки кого-то из друзей дома квартиру эту называли «Ноевым ковчегом». Кроме самого художника и его супруги Татьяны Петровны здесь жили ещё её сёстры, племянник, сын Исаака Израилевича от первого брака Евгений и один из любимых учеников Пётр Белоусов. А ещё две собаки, кошка, попугай и канарейка.
— Самому мастеру место для работы нашлось? А ещё ведь и для его коллекции пространство требовалось.
— Первые шесть лет работать Исааку Израилевичу приходилось прямо в гостиной, где было светлее всего. В 1930 году Бродскому отдадут второй этаж, белый зал с колоннами, где он устроит мастерскую. Всем, включая картины, станет немного просторнее. В зале, кстати, прекрасная акустика сохранилась с былых времён. Там у нас тоже стоит рояль — мы стараемся музыкальную традицию не прерывать.
— В юности Исаака к музыке влекло гораздо сильнее, чем к живописи?
— У него был абсолютный слух! Однажды в Бердянске он попал на концерт юного виртуоза Кости Думчева, игравшего на скрипке Амати, подаренной ему Чайковским и императрицей Марией Фёдоровной. Впечатление было настолько сильным, что, несмотря на успехи в рисовании, он решил стать скрипачом. Накопил из карманных денег, получаемых от отца, 1 рубль 80 копеек и купил самую маленькую скрипочку. Играл настолько увлечённо, что отец повёз его в Одессу — поступать в музыкальное училище. Но по приезде знакомые отца, у которых они остановились, убедили его отдать Исаака в художественное училище, на архитектурное отделение, поскольку «архитекторы зарабатывают много денег». Бродский-старший засомневался, что из его сына выйдет второй Думчев. На меньшее он был не согласен и отправил Исаака в художественное училище, учиться на архитектора. Это поприще Бродского-младшего не увлекло, он перевёлся на живописное отделение, где его наставником стал Кириак Костанди. А музыка на всю жизнь осталась для него стихией, в которой он отдыхал душой и черпал вдохновение.
Фото предоставлено пресс-службой музея
— В Академии художеств Бродский учился у Репина?
— Можно сказать, ему повезло. В то время, когда он оканчивал одесское училище, у лучших выпускников была возможность без экзаменов поступать в академию. Бродский очень хотел учиться именно у Ильи Ефимовича и сделал всё возможное, чтобы попасть к нему в мастерскую. Много лет спустя он признавался, что главное, чему он научился, была не манера письма, а отношение к искусству как к делу жизни.
— Манеру Бродского и в самом деле ни с чем не спутаешь. «Ажурный стиль», так, кажется?
— Александр Бенуа при виде дипломной работы «Тёплый день» скажет, что она «не что иное, как огромный рисунок почти орнаментального характера, в котором главный интерес заключён в хитросплетении ветвей, в мозаике всюду рассеянных солнечных бликов, в разнообразии поз и групп. Но именно в этой определённости задачи сказывается, что Бродский — настоящий художник. Он — маниак. И я бы сказал, что маниачество есть подкладка всякого таланта». Своему «ажурному стилю» Бродский будет верен до конца жизни. Достаточно увидеть его последнюю работу — «Нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов на лыжной прогулке». Строгий потрет на фоне морозного дня, переплетения тех самых веточек, о которых говорил Бенуа.
— И как это уживалось с соцреализмом?
— Поймите — «соц» только приставка. Вспомните передвижников, для которых реализм был отражением того, что видишь. С Бродским так же — Летний сад он видел иначе, чем вождей революции.
— Бродский первым напишет Ленина?
— Да, ему был интересен человек, совершивший то, что до него не удавалось никому. Как и многим другим художникам — Филонову, Петрову-Водкину, Кустодиеву, Рылову, Малявину. Бродский понимал, что на его глазах происходит нечто грандиозное, доселе невиданное, и как художник не мог не попытаться запечатлеть то, чему становился свидетелем. Ленина он увидит сначала на балконе дворца Кшесинской, а затем в Народном доме. Так в 1919 году появится картина «Ленин и манифестации», получившая первую премию на выставке, с названием в духе «Революция и современность».
— Мастер пишет «Торжественное заседание Государственного совета», ученик — «Торжественное открытие II конгресса Коминтерна». Будто эстафету друг другу передали, согласны?
— Разве что символическую. Бродский получил входной билет на открытие. О том, что увидел, рассказал своему другу Борису Кустодиеву, который вместе с Иваном Куликовым ассистировал Илье Ефимовичу в работе над «Государственным советом». Так возникла идея запечатлеть историческое событие. На конгрессе работали Леонид Пастернак, Анна Остроумова-Лебедева, Добужинский, Верейский, другие художники. Их наброски очень помогли Бродскому. Работа заняла четыре года. На полотне размером 550 х 320см запечатлено без малого 600 человек, среди которых Троцкий, Луначарский, Калинин, Бухарин, Молотов, Зиновьев, Радек, Клара Цеткин, Александра Коллонтай, Дзержинский, Буденный, Ворошилов, Фрунзе, Горький, Крупская. Интересно, что Сталин изображён довольно далеко от смыслового центра полотна — трибуны, с которой выступает Ленин. Это был колоссальный труд, поскольку мало у кого из моделей находилось время для полноценного позирования. Клару Цеткин, к примеру, он писал в шесть утра, после того как она закончила давать интервью иностранным журналистам. Известно, что многих Бродский писал даже в поездах, курсировавших между Москвой и Петроградом.
— А Ленина?
— Набросок был сделан прямо на заседании. Воспользовавшись тем, что делегаты отправились на Марсово поле возлагать цветы к памятнику жертвам революции, Бродский подошёл к Ильичу и попросил подписать его. Тот поначалу отказывался — мол, непохож, но все в один голос утверждали обратное, и Ленин уступил, признавшись, что в первый раз подписывается под тем, с чем не согласен.
— Полотно было мегапопулярно, а потом исчезло. Куда?
— В спецхран Государственного Исторического музея. Откуда его впервые извлекли только в 2017 году — на выставку в Манеже по случаю столетия революции. У Третьяковской галереи есть авторская копия и подробное описание, в котором указаны все, кого можно идентифицировать. Сохранился каталог-путеводитель по картине с именами 226 человек — это реальные исторические лица, революционеры, деятели рабочего и коммунистического движения. До сих пор страны, приверженные социалистическим идеалам, время от времени обращаются в ГТГ с просьбами получить копию изображения того или иного политического деятеля.
— Если с такой махины повторение заказали, то количество авторских копий, скажем, с «Ленина в Смольном», наверное, и вовсе не поддаётся исчислению?
— Не удивительно, ведь такие картины хотели иметь в своих собраниях и музеи, особенно периферийные, и партийные организации разного масштаба. Сами понимаете, отказать было невозможно. Известный художник Борис Угаров считал, что, даже если бы Бродский не написал ничего, кроме «Ленина в Смольном», в историю советской живописи он вошел бы как лучший портретист своего времени. Картины Бродского огромными тиражами выходили на открытках и в репродукциях. За миллион открыток в то время причитался гонорар в сто тысяч.
— Однако на миллионера Бродский явно похож не был!
— Однажды, когда издательство хотело уговорить его на уменьшение суммы авторских, тот отказался и всю сумму попросил перечислить от его имени в «Фонд обороны страны»! При этом составил подробный список: сколько — на авиацию, сколько — на танки, сколько — на торпедные катера. Он помогал своим студентам и, давая кому-нибудь конвертик, говорил: разбогатеешь — отдашь. Никто, конечно, ничего не отдавал. В 1933 году он к годовщине революции сделал подарок своим односельчанам — на свои средства построил в Софиевке небольшую электростанцию.
— В 1934 году Бродского назначили директором Всероссийской, бывшей Императорской, академии художеств. Почему его, а не кого-нибудь из «буревестников революции»?
— Он был носителем классической школы. И пригласили его специально, чтобы возобновить обучение по академическим канонам. Новое искусство представляло собой не отражение революционных событий, а отчаянные эксперименты с формой и линией. Композиция, перспектива — всё было «сброшено с парохода современности», и оказалось, что даже агитплакат некому грамотно нарисовать. Став директором академии, Бродский уволил педагогов, не отвечавших требованиям профессии, большинство студентов перевёл на младшие курсы — доучиваться, открыл факультет искусствоведения и художественную школу имени Иогансона для талантливых ребят. С его подачи был создан завод художественных красок. «Ленинград», ныне — «Невская палитра», поставлявшая краски в десятки стран мира.
— С чего началась коллекция, разросшаяся впоследствии до полутора тысяч работ русских художников конца XIX — начала XX века?
— С трёх рисунков Репина, которые наставник подарил своему ученику. А дальше — Левитан и Кустодиев, Нестеров и Серов, Куинджи, и Суриков, Юон и Архипов, Крамской, Петров-Водкин, Маковский, Врубель, Григорьев, Шагал, Малявин, Бурлюк. Бродский стремился показать в собрании преемственность академических школ. Чем обширнее становилась коллекция, тем чаще приходила Исааку Израилевичу мысль «сделать её достоянием масс». Свои работы и полотна из своей коллекции он ещё при жизни передавал в родной Бердянск, в Одессу, Днепропетровск.
— Собрание Бродского знатоки называли «малым Русским музеем». Такая коллекция — и в частных руках! Неужели не пытались «экспроприировать»?
— Оно действительно уступало только Русскому музею и Третьяковке. В 1935 году тогдашний директор галереи Михаил Петрович Кристи предлагал за него два миллиона рублей. Бродский отказался, понимая, что многие полотна в лучшем случае окажутся в запасниках, в худшем их просто уничтожат. Многие из тех, кого он портретировал, были к тому времени расстреляны или находились в ссылке. Немало художников, чьи работы он бережно собирал, были признаны чуждыми советской власти.
— У него на этой почве с ней не было конфликтов?
— Острых не было. Но, к примеру, Бродский отказался писать картину «Беседа товарища Сталина с металлургами», которую ему заказали для Всемирной выставки в Париже 1937 года. «Я напишу, а потом там опять окажутся враги народа, и вы её уничтожите», — таков был ответ художника. На тот момент его «Коминтерн» лежал свёрнутым в рулон в спецхране, а «Заседание Реввоенсовета», написанное по заказу Ворошилова, было уничтожено: все изображенные, кроме Ворошилова и Орджоникидзе, были расстреляны или сидели в Соловках. В итоге в Париж отправится работа 1929 года «Ленин выступает на Путиловском заводе в мае 1917 года» и будет удостоена Гран-при.
— Своего рода «охранная грамота»?
— Отчасти. В 1937-м никто из его родных действительно не пострадал, но на самого Бродского в 39-м завели уголовное дело, якобы за скупку краденого антиквариата, чтобы в конце концов его собрание оказалось в руках государства. Точку в этом деле поставила смерть. Исаак Израилевич не оставил распоряжения, что делать с его коллекцией, но всегда хотел, чтобы она оставалось цельной, и родственники в 1939 году передадут коллекцию в дар Академии художеств. Выйдет постановление о создании музея. На доме появится мемориальная доска, улицу Лассаля переименуют в его честь, что позднее будет изумлять западную прессу: в СССР назвали улицу именем «диссидента».
— Но музей был открыт только спустя десять лет после смерти художника. Как удалось сохранить его собрание?
— Музей откроется в 1940 году, однако вскоре началась война. Когда Ленинград начали бомбить, полотна перенесли в подвалы Академии художеств. А мебель, книги, личные вещи просто чудом удалось сохранить Татьяне Петровне, его вдове. Разбирать коллекцию начали ещё в 1944-м, когда из эвакуации вернулись сотрудники Академии художеств, но работа шла медленно. К этому времени верхний этаж квартиры занял какой-то нарком. Но старые ленинградцы помнили о художнике и его коллекции. В 1949 году сын Бродского Евгений напишет письмо Сталину, и за три дня нарком съедет, а 4 октября музей примет первых посетителей.
— Квартира хоть и просторна, но всю коллекцию в ней разместить немыслимо...
— Никто и не пробовал, разве только сам Исаак Израилевич. При его жизни картины занимали всё свободное пространство — стены, межкомнатные двери, оконные откосы. На винтовой лестнице, ведущей в мастерскую, картины висели от потолка до самых ступенек, а в спальне самого художника шпалерной развеской царила графика. Сегодня мы не можем себе это позволить, так как существуют определённые нормы по хранению музейных экспонатов. Но квартира всё так же хранит атмосферу, если хотите, дух времени. А громадное собрание самым тщательным образом оцифровано и размещено на сайте Музея Академии художеств, отделом которого мы и являемся. В каталоге представлены все, начиная от Айвазовского и заканчивая Яковлевым. И, конечно, работы самого Бродского, фотографии и документы из архива художника. Мультимедиа очень расширяют возможности традиционного музея, особенно когда нужно заинтересовать молодую аудиторию. Для школьников мы придумали игру-викторину #непоэтбродский с интерактивной картой города, квест-игры «Бродилка» и «Дом художника», в которых с удовольствием участвуют и взрослые. Всех, кто хочет открыть для себя «другого» Бродского, мы с радостью приглашаем к себе в гости, в дом № 3 на площади Искусств.
Автор: Виктория Пешкова
