Сегодня для многих Державин — это две крылатые строки из главы «Евгения Онегина». Между тем Гавриил Романович был не только одним из первых поэтов своей эпохи, но и видным государственным деятелем — возглавлял сначала Олонецкую, а затем Тамбовскую губернию, был статс-секретарём императрицы Екатерины, сенатором и первым министром юстиции России. О поэте, передавшем эстафету Пушкину, читателям IPQuorum рассказал Сергей Михайлович Некрасов — президент Всероссийского музея А.С. Пушкина и создатель музея-усадьбы Гавриила Романовича Державина в Санкт-Петербурге.
Фото пресс-службы Музея-усадьбы Г.Р. Державина
— Державинская усадьба стала филиалом Всероссийского музея А.С. Пушкина благодаря знаменитому лицейскому экзамену?
— Гаврила Романович считал, что его преемником станет Жуковский. Всё изменилось в один день. В кабинете на его рабочем столе лежит приглашение на Переводной акт, как это тогда именовалось. 8 января 1815 года Державин действительно отправился в Лицей из этого дома на набережной Фонтанки. Поговорить с юным поэтом ему, как известно, не удалось: смущённый Александр Пушкин куда-то убежал. Но мы можем вообразить, что́ старый поэт сказал бы своему юному собрату. В воспоминаниях Сергея Аксакова, гостившего тогда в державинском доме, сохранился такой эпизод. Вернувшись из Лицея, Гаврила Романович признал: «Моё время прошло. Теперь миру явился новый Державин. Это Пушкин, который уже в Лицее перещеголял всех поэтов». Мэтр попросил достать список стихотворений. Сделанный неизвестной рукой, он есть в собрании нашего музея. Однако связь двух поэтов много глубже.
— Что и призван показать музей Державина?
— Полное название — музей Державина и русской словесности его времени.
Александр Сергеевич — гений, появление которого сделала возможным мощная литературная традиция предшествующего столетия, начало которой положили реформы Петра Великого. Поэтому структура Всероссийского музея Пушкина очень логична. В усадьбе Державина представлена поэзия предпушкинской поры. Экспозиция Лицея показывает, как юная муза Александра Сергеевича обретала собственный голос. Дача Китаевой — материальное воплощение первого, самого счастливого лета четы Пушкиных, ставшего преддверием нового этапа в творчестве поэта. И наконец, Мойка, 12, — сакральное место для всей нашей культуры.
— А как Пушкин оценивал творчество Державина? Они ведь принадлежали разным эпохам.
— Александр Сергеевич всю жизнь находился с ним во внутреннем диалоге, начиная с нечаянной встречи на экзамене, которую не мог забыть, и заканчивая воспоминаниями о Гавриле Романовиче, записанными незадолго до роковой дуэли. Слог предшественника казался Пушкину устаревшим, а вот мыслями, изложенными в философских одах, искренне восхищался: «Державин, со временем переведённый на иностранные языки, поразит Европу».
— Сергей Михайлович, а с чего начался Державинский музей?
— С мечты. Я заболел Державиным лет в пятнадцать, когда открыл для себя его поэзию. Восхищение было безмерно. Как и сожаление о том, как редко мы вспоминаем о нём и той роли, которую он сыграл в развитии нашей словесности. Очень точно сказал когда-то Белинский: «Поэзия Державина есть безвременно явившаяся, а потому и неудачная поэзия пушкинская, а поэзия пушкинская есть вовремя явившаяся и вполне достигшая своей определённости, роскошно и благоуханно развившаяся поэзия державинская». Я знал, что петербургская усадьба Гаврилы Романовича сохранилась, хотя и пребывала в плачевном состоянии. Где же было открыть музей, ему посвящённый, как не там?
— Она стояла заброшенной?
— Нет, что вы! Там ещё после революции обустроили коммунальные квартиры. У Державиных не было детей. После смерти Гаврилы Романовича вдова продала усадьбу. В ней обосновалась Римско-католическая коллегия, надстроив третий этаж и переделав дом под свои нужды. Часть интерьеров погибла уже тогда. После революции всё было национализировано и отдано под жильё. Дом, поделённый на жуткие коммуналки, не ремонтировался с конца XIX века. Сюда чуть не каждую неделю вызывали аварийку — то канализацию прорвёт, то трубы отопления лопнут. Расселять жильцов начали только в середине 80-х, когда здание собиралось занять Министерство оборонной промышленности.
— И вам удалось отвоевать у него усадьбу?
— Помог Дмитрий Сергеевич Лихачёв, с которым мы очень тесно общались в последние полтора десятилетия его жизни. Он обратился к Горбачёву и к мэру Петербурга Анатолию Собчаку. В итоге 1 августа 1988 года был подписан документ о передаче центрального здания усадьбы Всесоюзному (как мы тогда назывались) музею Пушкина. Всю усадьбу целиком, с флигелями и садом, мы получили в феврале 1998 года — в канун 200-летия Пушкина. Перед юбилеем все средства и силы ушли на пушкинские объекты. Но когда Петербург начал готовиться к 300-летию, нам удалось попасть в перечень объектов, которые предстояло отреставрировать к празднику.
— Неужели возможно за три года восстановить огромное здание?
— Как видите. Первые деньги нам в ноябре 2000-го выделили, а разрешения на проведение реставрационно-восстановительных работ ещё не было. Если бы мы не успели освоить средства до конца года, нас лишили бы финансирования. Я уговорил инспекцию по охране памятников дать разрешение на расчистку позднейших наслоений. Когда через три недели во дворе усадьбы появилось городское начальство, они увидели стены, ободранные до кладки, и кучи металлолома и штукатурки. Мне стали грозить всеми небесными карами за «разрушение» памятника. На что я спокойно ответил: вот стены XVIII века, а всё остальное — позднейшие наслоения, которые мы расчистили. Никто не верил, что мы справимся. Но 27 мая 2003 года мы отметили 300-летие Петербурга, а на следующий день открыли наш новый филиал.
— Вряд ли у вас в штате имелись специалисты по Державину. Да и мемориальные вещи наверняка были рассеяны по десяткам других музеев. На что вы опирались, создавая экспозицию?
— Вы правы и в том и в другом. Нашим сотрудникам пришлось расширять свои знания о «смежной» эпохе. Были созданы маленькие группы по каждому экспозиционному залу. Мемориальных предметов сохранилось совсем немного, поскольку прямых наследников у Державиных не было. Мы обратились к коллегам с просьбой дать их на временное хранение. Из Казани приехала чернильница, стоявшая на рабочем столе. Музей истории русской литературы передал портфель для бумаг. Российская национальная библиотека — патент на первый офицерский чин и аспидную доску, на которой было написано последнее стихотворение — «Река времен». Третьяковка — портреты Державина работы Сальваторе Тончи и Николая Аргунова. Кстати, у портрета, написанного Тончи, очень интересная история. Один крупный сибирский золотопромышленник, большой поклонник поэзии Державина, прислал ему в подарок соболью шубу и шапку. На подарок надо было как-то ответить, и Гаврила Романович попросил художника изобразить его в шубе и шапке. Портрет ему так понравился, что он оставил его себе, а дарителю отправили авторское повторение. Сейчас это жемчужина Иркутского художественного музея.
— Мемории рано или поздно пришлось вернуть. И начать всё с начала?
— Они прожили у нас десять лет, а дальше мы придумали новую концепцию. Дело в том, что с восстановлением интерьеров тоже имелись проблемы. Мы знали, каким был зал общества «Беседа любителей русского слова», кабинет Державина и Соломенная гостиная. Остальные помещения в точности восстановить было практически невозможно. И мы решили творчество хозяина усадьбы представить в восточном флигеле в экспозиции «Владельцы русской лиры». А в главном здании рассказать об истории русской литературы XVIII века на примере трёх известных петербургских литературных салонов. Первый, получивший название львовско-державинский, собирался в квартире Гаврилы Романовича на Сенной. Державин тогда только приехал в Петербург и начинал свой путь в литературу. Сам поэт считал отправной точкой 1779 год, когда была написана ода «На смерть князя Мещерского» и начата работа над одой «Бог».
Фото пресс-службы Музея-усадьбы Г.Р. Державина
— Но ведь Николай Александрович Львов был архитектором?
— А ещё — историком, садоводом, геологом, музыкантом, драматургом, переводчиком и поэтом. Когда Гаврила Романович вступил во второй брак, они со Львовым стали свойственниками, поскольку были женаты на родных сёстрах. Но связывало их не только семейное родство. Гаврила Романович, человек яркий и талантливый, не получил в своё время достойного образования и пополнял знания, в том числе, и в общении с просвещёнными друзьями, первым среди которых был Львов. Личности неординарные, они собирали вокруг себя писателей, поэтов, художников. Этот салон в квартире Державина на Сенной ещё был достаточно камерным. В 1782 году дверь к славе перед Державиным распахнула ода «Фелица», посвящённая императрице Екатерине. Когда поэт купил недостроенную усадьбу на берегу Фонтанки и довёл её до совершенства благодаря таланту Львова, литературные вечера стали устраивать в так называемой Соломенной гостиной. Главным её украшением стал портрет Екатерины-законодательницы, на создание которого Дмитрия Левицкого и Николая Львова вдохновила державинская ода.
— Сейчас на этом месте копия?
— Конечно, оригинал оставила себе Екатерина. Впоследствии он оказался в Русском музее. А тогда придворные завалили Левицкого заказами, появилось огромное количество повторений, вариантов, копий. Так что мы, как говорится, в тренде.
— Третьим салоном, надо полагать, стал зал, где собиралось общество «Беседа любителей русского слова»?
— Изначально он предназначался для танцев. Но последние шесть лет жизни Державина стал средоточием литературной жизни Петербурга. Устав общества был утверждён императором Александром I. Это были публичные литературные вечера, на которые мужчины являлись в мундирах, дамы — в парадных платьях. Здесь обсуждались новинки, авторы читали свои произведения, велись дискуссии по острым литературным вопросам. А в остальное время хозяева, обожавшие музыку, устраивали концерты. Сегодня здесь тоже звучит музыка. В 2010-м отмечали здесь 90-летие Тонино Гуэрра. Мэтр стал нашим гостем, в его честь был устроен концерт из музыки Нино Рота, написанной к фильмам по его сценариям. А совсем недавно по случаю 125-летия Ивана Семёновича Козловского здесь в концертном исполнении звучал «Евгений Онегин», где партию Татьяны пела его правнучка Софья.
— Усадебный театр тоже не пустует?
— Наоборот, живёт насыщенной жизнью, как и при хозяине. Державин в конце жизни стал писать пьесы, и один из его друзей, знаменитый актёр Иван Афанасьевич Дмитревский, посоветовал пристроить к залу «Беседы» домашний театр. Спроектирован он был по образцу Эрмитажного, но вмещает не 300 мест, а всего 50. Он и сегодня используется по прямому назначению. Здесь играла свой моноспектакль известная французская актриса Маша Мериль, урождённая княжна Гагарина, проводил творческие вечера Пётр Сергеевич Вельяминов, чей предок дружил с Державиным, читал стихи поэта Василий Семёнович Лановой. А недавно на этих подмостках показали свою премьеру «Екатерина и Вольтер» замечательные артисты Александринки Эра Зиганшина и Игорь Волков.
— Музей поэта без праздника поэзии немыслим, но разве прекрасный ваш театр вместит всех желающих?
— А ему и не придётся. Мы устраиваем его каждый год 3 июля в нашем парке, где обустроили театр под открытым небом. Кстати, парк тоже был разбит по плану Николая Львова. Однажды Гаврила Романович с женой вышли на балкон. Внизу — заросли самосева. И супруга посетовала, что на обустройство парка всё никак не находится средств. На что поэт ответил, что музы дадут им денег. Она сочла это обычной мужской отговоркой. А в типографии уже лежала новая книга Державина — «Анакреотические песни». Она стала безумно популярна, первые несколько изданий разлетелись в мгновение ока. На эти деньги и был разбит парк. Время его практически уничтожило. В блокаду здесь стояли зенитки, всё было вырублено — что для обеспечения обзора, что на обогрев. После войны всё снова занял самосев. Мы заново отрыли пруды, восстановили мостики и беседки и даже разбили небольшой огородик в память о его весьма внушительном предшественнике, который поставлял свежие овощи на хозяйский стол.
— Гаврила Романович был гурманом?
— И хлебосольным хозяином. Он ценил не только европейскую, но и русскую кухню. Соответствующие блюда готовились в разных помещениях: в одном стояла традиционная русская печка, в другой — новомодная паровая, установленная по рекомендации всё того же Львова. У Гаврилы Романовича обедывали Платон Зубов, последний фаворит Екатерины, живший по соседству, Алексей Иванович Мусин-Пушкин, обнаруживший «Слово о полку Игореве», Иван Иванович Дмитриев, литератор и государственный деятель. Державин был первым, кого Карамзин посетил после путешествия по Европе. Денис Иванович Фонвизин, несмотря на болезнь, был здесь частым гостем, и последний вечер своей жизни тоже провёл тут.
— В кабинете Гаврилы Романовича висит известная гравюра «Река времён», вдохновившая его на последнее стихотворение. Но если эта река «уносит все дела людей», то как музею исполнять своё предназначение?
— С верой в то, что на смену нам придут новые хранители, которым не страшно будет передать эстафету. В западном флигеле усадьбы разместился медиацентр всего нашего музея. Цифровые технологии помогают сберегать бесценное наследие, не ограничивая при этом доступ посетителей к редким документам, рукописям, фотографиям, раритетным предметам. Мы оцифровали редкие издания, чтобы их мог прочесть каждый желающий. Интерактивные программы помогают сделать музейное повествование ярким, насыщенным и динамичным, что особенно ценит молодая аудитория. «Почётный гражданин кулис» — рассказ о театре пушкинской эпохи, «В кругу родных» — о потомках Александра Сергеевича, «Есть память обо мне» — знакомит с изобразительной пушкинианой. Есть несколько программ для самых маленьких посетителей. Музей в наше время — это отнюдь не пыльная сонная неподвижность. В 2028 году Державинскому музею исполнится 25 лет. И мы уже обдумываем план реэкспозиции. Жизнь идёт, ну и мы не стоим на месте. Гаврила Романович нам бы этого не простил.
