В культурном центре «Артишок» проходит выставка «Дай поцелую и всё пройдёт. Бабушке посвящается», собравшая под одной крышей без малого пятьдесят современных художников. Обозреватель всероссийской платформы ARTISTS/ХУДОЖНИКИ, созданной при поддержке Президентского фонда культурных инициатив, пообщался с одной из участниц – известной акварелисткой Ириной Петровской.
Фото предоставлено Ириной Петровской
— Коробочка с акварельными красками была в детстве у каждого. Свои первые опыты помните?
— Конечно, но мне тогда было уже четырнадцать, и я училась в колледже на дизайнера одежды. Рисунок и живопись были обязательными предметами до конца обучения. И началось всё как раз с акварели — самого доступного для бедных студентов материала. Первые работы, обычные учебные натюрморты, ничего особенного из себя не представляли.
— Но карьера дизайнера вас, как видим, не прельстила. Почему?
— Если честно, то это не был сознательный выбор. Колледж стал счастливой возможностью сбежать из школы, где мне было невыразимо скучно. Мама моей близкой подруги, работавшая там методистом и знавшая, что я человек творческий, предложила попробовать. Моя мама поддержала идею, а вот бабушка, советский врач, была категорически против, считая, что я качусь по наклонной плоскости. Училась я с интересом, успела поработать стажёром-модельером, продолжила обучение, доросла до специалиста и десять лет проработала в той профессии. Но чего-то мне не хватало. Может, свободы… Пришлось перепробовать много чего, чтобы понять: акварель — это то, что мне нужно.
— И что склонило чашу весов?
— Изначально, как ни странно, лень. Акварель, в отличие от техник со сложной подготовкой, с густой, долго сохнущей краской и длительной уборкой после окончания работы, казалась лёгкой. Достаточно открыть коробочку с красками и налить воды. Всё!
— Неужели одной «лени» оказалось достаточно?
— На самом деле нет. У меня была спортивная злость. Мои однокурсники позаканчивали художественные школы, а я до колледжа рисованию нигде не училась. Мне позарез нужно было их догнать за год. Я это сделала на чистом адреналине и дальше шагала в ногу со всеми, а к пятому году была уже в десятке преуспевающих. Такая петляющая дорожка от дизайнера одежды до художника — это сложно. Но интересно. Это мой путь, и он для меня логичен. Хотя многие в такой ситуации точно сошли бы с дистанции.
Фото предоставлено Ириной Петровской
— Почему?
— Академическое образование даёт базу — школу, но, покинув институт, ты абсолютно не представляешь, куда всё это деть. Потому что тебе не рассказали, как с этим интегрироваться в жизнь и работу. Сейчас существует большое количество образовательных программ, ориентированных именно на это. И тем, кто сегодня решает заниматься искусством, несколько проще, чем было нам.
— Однако преподаватели по-прежнему сетуют, что многие, даже очень талантливые, отучась, уходят из профессии.
— Кто-то, только получив диплом, понимает, что это не его. Но мне кажется, что одна из наиболее важных причин — отсутствие поддержки от близких, уверенных, что ты занимаешься ерундой, не приносящей денег. Мало кто решится разорвать все связи с семьей ради творчества. Кто-то не выдерживает неопределённости. Сегодня заказы есть, завтра — нет, деньги поступают нерегулярно, о плановом отпуске можно только мечтать. А ещё и хандра наваливается, когда ничего не получается. Я так живу, понимая, что эмоциональные качели для творческого человека — норма.
— А если качели замерли в точке кризиса, как тогда?
— Помнить, что всё проходит. И творческие кризисы тоже. Но чаще дело не в них, а в инфантильной жизненной позиции — я творец, мне все должны. А никто тебе ничего не должен. Не должны брать твои работы на выставку, даже если они подходят по теме, и обосновывать своё отказ тебе кураторы не обязаны. Вариантов два: либо ты пробуешь дальше, либо отказываешься от творчества, потому что для тебя это слишком больно.
Фото предоставлено Ириной Петровской
— Программы, помогающие адаптироваться к реалиям творческой среды, как правило, частная инициатива. Могли бы они существовать в системе академического образования?
— У него всё-таки другие задачи. К тому же академическое образование само по себе достаточно консервативно, а «адаптационные» программы должны и сами быстро приспосабливаться к изменениям арт-рынка. К примеру, множество институций обучают художников современному искусству. Предполагается, что база у них есть. Но немало и таких, у кого она отсутствует. У них тоже что-то получается, но к ним возникает множество вопросов по качеству работ именно из-за отсутствия базы. Это плохо, поскольку всё, что создано без соблюдения технологий, очень быстро разрушается, что наносит огромный ущерб репутации нашей профессии как таковой. Поэтому, несмотря на то что у классического образования особая миссия, на мой взгляд, было бы очень здорово, если бы оно стало более открытым, учитывая, что художник сегодня — это человек, не только умеющий рисовать, но и понимающий коммерческие аспекты творческой деятельности: маркетинг, менеджмент и т. д.
— Разве это не сфера кураторов, галеристов, арт-менеджеров?
— Считается, что да. Но такой подход ставит художника в зависимость от них. Это не моя история, во всяком случае, пока. В моей работе собственно рисование занимает не так уж много времени. Бо́льшая часть уходит на написание текстов, подачу заявок на выставки, конкурсы и маркеты, анализ ситуации на арт-рынке и, главное, на общение с людьми. И тут необходим навык личного тайм-менеджмента. Отсутствие его — большая проблема среди художников, многие из которых считают, что надо жить по воле вдохновения. А это не так. Искусство такой же бизнес, как любой другой. И нужно не музу ждать, а грамотно распределять своё время.
— То есть художник должен быть сам себе менеджером? А как же галеристы?
— Если хочет остаться в профессии — да. Галеристов на всех не хватит. И решение о сотрудничестве должно быть взвешенным, поскольку оно предполагает большое количество ограничивающих факторов, если речь идёт об эксклюзивном контракте. Если галерея крупная и заботящаяся о развитии и продвижении своих авторов — всё прекрасно, но большинство, как показывает практика, таковыми не являются. С другой стороны, и художники не идеальны. Далеко не все способны к самодисциплине, а ситуации, когда заказ не выполнен в срок к выставке или ярмарке, негативно сказываются на репутации галереи, и никакими неустойками этого не компенсируешь.
— Арт-сообщество являет собой довольно пёстрое зрелище, довольно круто замешанное на конкуренции. Вы её не боитесь?
— Каждый художник выбирает свою стратегию. Я не считаю нас конкурентами. Мы — коллеги. Если встаёт вопрос о конкуренции, то начинается гонка за трендами, и тогда прощай творчество. Сейчас в сети крутится куча лекций о трендах в современном искусстве. Вы серьёзно? Это же не мода. Каждый автор должен, в первую очередь, транслировать свой внутренний мир, а не отражать то, что кто-то счёл актуальным на сегодняшний день.
— Акварель, похоже, сегодня явно не тренд?
— Аутсайдер, если называть вещи своими именами. Даже в мире академического искусства она считается этюдно-набросочным инструментом и не воспринимается всерьёз. Мы собрали группу энтузиастов, чтобы восстановить акварель в правах полноценного искусства. Принято считать, что она слишком хрупкая, уязвимая, блёкнет от времени. Однако в Пушкинском музее хранятся акварели Коровина, которым 150 лет, и они в прекрасном состоянии. Масло того же возраста, как правило, сохраняется гораздо хуже — трескается, осыпается, темнеет лак. Между тем цветостойкость у всех профессиональных красок одинакова: масло, темпера, акварель производятся из одних и тех же пигментов, только с разными наполнителями. И для акварели есть прекрасная хлопковая бумага, которая живёт гораздо дольше целлюлозной. Готова подтвердить личным опытом. Как-то в одной галерее прорвало трубу отопления. Рамы рассохлись, а с работами не случилось ничего. Повторюсь: если технологии соблюдены, работа будет жить долго.
Фото предоставлено Ириной Петровской
— Что для вас акварель?
— Визуальный язык, целиком и полностью отвечающий моим потребностям. Это только началось всё с лени. Потом выяснилось, что акварель — это очень сложно. Она не даёт права на ошибку. Требует усердия и крепких нервов. Потому так интересно её укрощать. Это и работа, и отдых, и развлечение. Правда, иногда возникают порывы ещё что-то попробовать. Всё думаю взяться за ватные игрушки, но каждый раз просто сажусь рисовать. И если в работе возникает перерыв, я в какой-то мере перестаю себя чувствовать человеком.
— У вас есть авторский курс по обучению искусству акварели. Что движет вашими учениками?
— Желание. Если чего-то действительно хочешь, прикладываешь максимум усилий, чтобы этого достичь. К нам в школу акварели «Собака-рисовака» приходит много женщин — молодые мамы, пенсионерки и даже работающие дамы. Понятно, что многие просто хотят приятно провести время, но есть и такие, для которых акварель становится серьёзным увлечением, и они с готовностью двигаются дальше. Для меня это не только удовольствие, но и некий внутренний рост. Ведь, когда кого-то учишь, учишься и сам, вспоминая что-то, чего ты давно не делал. Это очень хорошо «разрисовывает» и раскрепощает. И обмен энергией с учениками жизненно важен. Когда ты полон, хочется поделиться тем, чем владеешь.
— У вас много работ со старыми ёлочными игрушками. Ловите отголоски детства?
— Наверное, да. Для меня это очень важные, счастливые воспоминания о том, как в предновогодние дни снималась с антресолей заветная коробка и начиналось волшебство, такое хрупкое и такое прекрасное. К сожалению, мы несколько раз переезжали, и ни одной игрушки из детства не осталось. Ни единой. Вот я перед Новым годом начинаю воспроизводить то, чего у меня нет. И потихоньку покупаю, собирая уже свою «коробку».
— Вы часто обращаетесь к ретро-мотивам. Почему?
— Это история не столько про прошлое как таковое, сколько про детство, которое пришлось на 90-е. С рождением дочери я возвращаюсь к нему, наблюдая за ней, вспоминаю себя. Ведь художник в конечном итоге всегда рисует собственное отражение — то, что он знает и чувствует.
— Сегодня воспоминания о прошлом проскальзывают во многих видах искусства. В чём причина, как думаете?
— У всех они разные. Для одних обращение к детству вызвано появлением детей или внуков, для других — следствие кризиса среднего возраста, когда впервые начинаешь всерьёз переосмыслять прожитое. Для многих — жажда безопасности, которая была в детстве, или тоска по юности, когда всё ещё было впереди. Да и времена сейчас такие, когда людям особенно нужен свет. Заметьте, ещё недавно «в тренде» была апокалиптическая мрачность», а сейчас от неё все устали.
Фото предоставлено Ириной Петровской
— Кто он — покупатель произведений современного искусства?
— Всех, кто покупает мои работы, я причисляю к коллекционерам. Это широкое понятие. Коллекция не обязательно состоит из баснословной стоимости полотен, развешанных в роскошном особняке за семью замками. Кстати, графику хранить проще. Кто-то украшает ею интерьеры, кто-то просто собирает. А некоторые и инвестирует, в расчёте продать потом дороже. Для художника это жирный плюс к репутации. Рынок так и работает. В любом случае это люди, интересующиеся искусством. Их много, и это радует. На выставке «Дай поцелую и всё пройдёт. Посвящается бабушке» бывает до 250 человек в день. Для такой небольшой галереи, как «Артишок», практически рекорд. Я люблю общаться с посетителями. Некоторые художники этого боятся. Зря! Задают ведь не праздные вопросы, чтобы только поддержать беседу. Им действительно интересен ты и то, что ты делаешь.
— От художников сегодня нередко приходится слышать: я не вкладывал никакого послания зрителю в свое произведение. Пусть он считывает что захочет. Неужели сегодня диалог художника и зрителя перестаёт быть нужным?
— Мне кажется, что такого рода заявления не совсем честны. Разве что художник имеет позицию, заявить о которой вслух стесняется. В противном случае это нежелание нести ответственность за свою работу. Или юношеский максимализм чистой воды. Я тоже так считала лет в восемнадцать: никому ничего не должна, думайте сами. Такое возможно, если ты, скажем, Бэнкси. У него нет личного, конкретного диалога со зрителем, но его картины настолько говорящие, простые, что понятны без перевода человеку любого уровня. Если ты ничего не хочешь сказать своему зрителю или пытаешься говорить с ним на языке, которого он не может понять, зачем ты вообще берёшься рисовать? Любой куратор пришёл бы от этого в ужас, поскольку ему надо выстроить концепцию выставки, экспликацию, а зритель, особенно потенциальный покупатель, должен понимать, что́ перед ним. Не всем нравятся головоломки. Они предпочитают «инструкцию», и это нормально.
— Дискуссия вокруг использования искусственного интеллекта в творчестве набирает обороты. У вас сложилась своя позиция по этой проблеме?
— Особой проблемы я пока не вижу. И никакой угрозы тоже, во всяком случае для художников. Вот для дизайнеров и иллюстраторов она, пожалуй, может возникнуть. Одно дело — долго и трудно объяснять человеку, чего ты хочешь, бесконечно внося правки в промежуточные результаты, и совсем другое — сгенерировать запрос для ИИ и уже с ним бодаться. Хотя мы же знаем, порой от заказчика поступают такие правки, что любой ИИ сломается. С другой стороны, я пока не вижу, как могли бы выглядеть механизмы, регламентирующие его работу. К тому же любой ученик нарабатывает насмотренность на чужих работах, копирует гениев прошлого. То есть «естественный интеллект» учится по тому же принципу: смотрел, изучал, копировал, использовал. Но есть один нюанс. Сейчас ИИ — на волне, как некоторое время назад на ней был NFT, и все ратовали за NFT-искусство. Но интерес быстро угас. Думаю, когда первая волна ажиотажа спадёт, ИИ будет использоваться не столько в творчестве, сколько в обработке и анализе информации для научных и технических решений. Не стоит бояться, что заказчики уйдут и будут сами что-то генерировать с помощью ИИ. Тот, кто не хотел платить дизайнеру или художнику, тот и дальше не будет этого делать, а возьмётся выносить мозг ИИ, ставя ему задания любой степени безумности. Мы ко всему сможем адаптироваться.
— Не так давно была запущена Всероссийская платформа ARTISTS/ХУДОЖНИКИ, цель которой — объединить всех участников арт-пространства — художников, галеристов, кураторов, коллекционеров, художественные институции и просто любителей искусства. Какие перспективы она может открыть для художников?
— На мой взгляд, это шаг на пути к прозрачности арт-среды, пространство, где смогут пересекаться все игроки. В отличие от онлайн-галерей, где художник встречается только с покупателем. Для многих авторов актуально присутствие в цифровом пространстве с качественно составленным портфолио. Общение с единомышленниками, создание коллабораций, поиск заказчиков — если механизм взаимодействия будет отлажен, все окажутся в выигрыше. Ведь речь может идти о масштабировании своего успеха на длинную дистанцию.
Автор: Виктория ПЕШКОВА
