Цифровизация — одно из наиболее бурно развивающихся направлений музейной практики. В настоящее время при поддержке Президентского фонда культурных инициатив музей-заповедник «Усадьба “Мураново”» совместно с IPQuorum и Российским государственным университетом им. С.Г. Строганова осуществляет проект создания динамичных 3D-образов предметов из своего обширного собрания мемориальной мебели. Использование цифровых технологий расширяет возможности и самих музеев, и их посетителей. Однако фундамент сегодняшнего расцвета был заложен еще в середине прошлого века. О том, какими путями шло внедрение информационных технологий в жизнь отечественных музеев, IPQuorum расспросил Льва Яковлевича Ноля, кандидата технических наук, профессора кафедры музеологии факультета истории искусства РГГУ.
— Лев Яковлевич, в школе вы мечтали стать актером, а поступили в МАИ? В вас одновременно живут и «физик», и «лирик»?
— Не вижу в этом ничего удивительного. Любовь к театру, как у многих, началась с «Синей птицы» во МХАТе. Впечатления до сих пор не изгладились. Потом был драмкружок в школе, а лет в 14 я пришел в театральную студию при Доме ученых. На прослушивании читал отрывок из «Скупого рыцаря»:
Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам…
«Физик» и «лирик» могут прекрасно уживаться, поскольку нашим поведением попеременно дирижируют разные полушария головного мозга. «Status quo» может меняться быстро, буквально от часа к часу, а может и очень медленно — с годами. Именно этот феномен лежит в основе тенденции смены нескольких профессиональных поприщ, которую в последнее время мы наблюдаем во всем мире. Что касается выбора вуза, то из нашего класса шесть человек подали документы в МАИ, и я в том числе. Мне повезло — поступил. И артистическим склонностям применение нашел. Культурная жизнь в МАИ начала 50-х била ключом: знаменитый музыкально-драматическо-сатирический студенческий театр «Телевизор», джазовые ансамбли и многое другое. Скучать не приходилось. Замечу, что МАИ породил целую плеяду талантливых гуманитариев. Классический пример — Михаил Задорнов.
— Что дал вам авиационный институт в деле, которому вы посвятили большую часть жизни, — информационным технологиям в культуре?
— Образование, полученное в МАИ, создало фундамент, на котором строилась вся моя сознательная творческая жизнь. Прежде всего, это формирование системного подхода к любым ситуациям и задачам — как творческим, так и повседневным. Думаю, это главное, что позволило применить свои силы в различных областях, с которыми меня столкнула жизнь. После института мне посчастливилось принять участие в создании системы автоматизированной посадки самолетов. Пришлось решать самые разные творческие и технические задачи. Опыт анализа разнообразных ситуаций и самостоятельного принятия решений очень пригодился в дальнейшем.
— Как вы оказались в абсолютно далекой от авиации сфере?
— Вмешался случай. Как впоследствии выяснилось — счастливый. Меня пригласили работать в Научно-исследовательский центр комплексных проблем управления и развития отраслями культуры Министерства культуры СССР (НИЦ), где в том числе занимались и разработкой отраслевых автоматизированных систем. Руководил им, кстати, мой товарищ по МАИ — доктор технических наук Александр Борисович Рябов. Моей задачей стала разработка информационно-справочной системы по памятникам истории и культуры Советского Союза.
— Первая в стране информационная система научного описания музейных коллекций была создана для Государственного Эрмитажа. Как нашли общий язык компьютерщики с музейщиками?
— Строго говоря, первой она не была. Работы по созданию информационных систем (ИС) для музеев проводились с конца 60-х годов. В Эрмитаже известный археолог Яков Абрамович Шер совместно со специалистами вычислительного центра Академии наук к 1974 году разработал и запустил ИС по археологическим находкам. В Русском музее Юрий Алексеевич Асеев готовил поисковую систему по живописи русского авангарда. Да, эти системы были локальными, узконаправленными, но тогдашнему уровню научных требований вполне соответствовали.
— Эрмитаж и тогда был впереди всех?
— Для такой мощной институции это в порядке вещей. В начале 1980-х годов в Эрмитаже проводились эксперименты с применением электронно-вычислительных машин (ЭВМ). Я был направлен туда от НИЦ для обсуждения перспектив совместных исследований, тепло был принят Борисом Борисовичем Пиотровским, который посоветовал переговорить с завотделом Востока Владимиром Григорьевичем Лукониным. Профессионала столь обширной эрудиции, способного вникать в незнакомые для него понятия, очень простого и доброжелательного в общении, я ранее не встречал. Мы начали работу над информационно-поисковой системой для эрмитажной коллекции монет эпохи персидской династии Сасанидов. Параметров описания насчитывалось под две сотни. Мы выбрали самые актуальные, но и в этом случае научный паспорт каждой монеты содержал несколько десятков параметров — имя царя, вид короны, тип алтаря и т. д. На составление одного такого описания уходило не меньше часа. Данные вводились в большую ЭВМ и обрабатывались с помощью разработанной нами программы. Всего мы каталогизировали порядка 250 монет.
— Глубина описания музейного предмета до сих пор остается актуальной проблемой?
— Скажу больше — одной из самых сложных. И до сих пор до конца не решенной. На первый взгляд все просто: автор, название, материал, техника и т. д. Но насколько подробным должно быть описание, каково оптимальное количество параметров, чтобы система работала эффективно? Очевидно же, что избыточные критерии могут существенно замедлять поиск. Менее очевидно — в каких терминах это описание должно быть сделано. И это уже задача информационно-лингвистического обеспечения, то есть создания соответствующих словарей.
— Вы более 30 лет проработали в ГМИИ им. А.С. Пушкина. Как создавалась система учета коллекций для всемирно известного музея?
— В ГМИИ меня пригласила Ирина Александровна Антонова. Первой задачей нашей группы разработчиков стало создание цифровых баз данных по коллекциям музея. Тогда, в 1988 году, у нас даже компьютеров своих еще не было — они появились только через год. Но куда важнее технических были проблемы психологические. Нужно было преодолеть недоверие музейщиков к информационным технологиям, продемонстрировать и доказать их практическую пользу. Прийти к взаимопониманию оказалось непросто, спас командный метод работы. Цель-то у нас была общая — облегчить очень трудоемкую работу по учету фондов. За исходную точку мы взяли справочно-поисковую систему, установленную в вычислительном центре ИТАР-ТАСС. В то время она считалась одной из самых эффективных. На момент создания наша система отвечала всем необходимым требованиям, но к началу 2000-х стало очевидно, что требования эти сильно изменились, а система не умела работать с изображениями, не позволяет объединить в сеть локальные базы данных и многое другое. Музей перешел на КАМИС — Комплексную автоматизированную музейную информационную систему. Ею на сегодняшний день оборудованы порядка тысячи музеев. И процесс усовершенствования программно-аппаратного комплекса музея происходит непрерывно — как в направлении создания новых функциональных подсистем и задач, так и в направлении постоянного улучшения работы существующих.
— Вы создали сообщество музейщиков, занимающихся внедрением цифровых технологий. Чем оно сегодня живет, какие цели ставит?
— В начале 1980-х я читал курс об использовании компьютеров в музейной деятельности в Институте переподготовки работников культуры и туризма МК СССР (ИПРИКТ). Моя статья об организации учебного процесса в ИПРИКТ была опубликована в международном журнале MUSEUM. Там она попалась на глаза Эндрю Робертсу, тогдашнему президенту Комитета по документации Международного совета музеев CIDOC. В 1993 году я по его приглашению принял участие в очередной конференции CIDOC в Любляне: познакомился с зарубежными коллегами и самыми передовыми разработками. Возникла идея создать в России аналогичную профессиональную ассоциацию. Мы с коллегами — Александром Дремайловым из Музеев Московского Кремля и Дмитрием Перцевым из Третьяковки — подготовили пакет учредительных документов и придумали имя: Ассоциация по документации и информационным технологиям в музейной деятельности (АДИТ). Сначала это был своего рода «профессиональный клуб» для обмена информацией, позднее ассоциация была преобразована в некоммерческое партнерство, что позволило существенно расширить наши возможности. Сложных задач перед современными музеями сегодня великое множество, для их решения нужен своего рода «объединенный интеллект» всего музейного сообщества. В его формировании мы и видим первоочередную задачу АДИТ.
— Искусственный интеллект музейному не помощник?
— Ну почему же! Ключевое слово тут — помощник. ИИ — инструмент, и не более того. Ведь в сущности за громким термином стоит всего-навсего комплекс программ, написанных человеком для решения определенного класса прикладных задач. В строгом значении слова интеллектом он не является. Во всяком случае, на сегодняшний день, ибо никакой комплекс программ пока не обладает ключевым качеством интеллекта — самосознанием. У ИИ пока даже функция распознавания образов сильно хромает. Но, к примеру, из описания музейного предмета, адресованного взрослому посетителю, соорудить описание, понятное ребенку, он вполне в состоянии.
— Вы считаете, ИИ действительно может разрушить человеческую цивилизацию?
— Не ИИ, а те, кто вознамерится использовать этот инструмент для разрушения. Программы пишут люди. И уничтожить нашу цивилизацию способны сами люди. И если мы не напряжем свой естественный интеллект, чтобы найти оптимальный режим контроля за так называемым ИИ, такой финал вполне возможен.
— Как сегодня музейное сообщество относится к цифровизации?
— Прошло уже несколько десятилетий с момента появления первых компьютерных систем в отечественных музеях. Сначала компьютер просто заменил пишущую машинку, а теперь используется во всех сферах музейной деятельности: учет, научно-фондовая работа, реставрация, экспозиционно-выставочная деятельность и т. д. и т. п. Сегодня без них музей существовать не может — на них стоит вся его разнообразная внутренняя деятельность — продажа билетов, продвижение, обеспечение охраны и безопасности, работа с посетителями, издательская деятельность и многое другое. Фактически он представляет собой своего рода многоуровневую экосистему, объединяющую самые разные функции. Концепция цифровизации, грамотно разработанная под специфику конкретного музея, становится надежной гарантией от неудачных или даже вредных решений. Насколько широко она может быть использована в той или иной экспозиции, во многом зависит от человека, который эту экспозицию создает. Если он художник, обладающий вкусом и чувством меры — получится органично, если ремесленник — выйдет китч.
— Музей изначально заточен на приоритет подлинности. Не отодвинут ли цифровые копии реальные экспонаты на второй план?
— Опыт показывает, что нет. Никакие копии — цифровой или любой иной природы — не позволят ощутить «аромат подлинника», войти с предметом в личный эмоциональный контакт. Цифровые двойники обеспечивают первое, виртуальное, знакомство с подлинниками до визита в музей, то есть помогают потенциальному посетителю принять это решение. А мультимедийные материалы непосредственно в экспозиции расширяют доступную для посетителя информацию.
— К 2025 году должно быть завершено создание Государственного каталога Музейного фонда страны. Какие возможности оно открывает перед музеями?
— Госкаталог представляет собой единую систему учета музейных коллекций. Начиналось все еще в середине 90-х годов с установки в музеях так называемых автономных рабочих мест, оснащенные специально созданным ПО, позволяющим формировать базы данных по коллекциям. Внутри музеев они работали более-менее эффективно, но база данных для всех музеев так создана и не была. В начале 2000-х была предпринята вторая попытка, но обеспечить техническую возможность для простого и массового внесения музейных предметов в каталог удалось только к 2015 году. Система постоянно совершенствуется, однако пополнение каталога выявило ряд проблем в самой структуре базы данных, к решению которых, вероятно, приступят уже после того, как он будет сформирован. В идеале у нас должно получиться единое музейное пространство, доступное из любой точки страны как для профессионалов, так и для широкого круга пользователей.
— Насколько легко сегодня обычному человеку, интересующемуся искусством, воспользоваться информацией из Госкаталога?
— Изначально на, так сказать, сторонних пользователей система рассчитана не была. Описания предметов сегодня носят сугубо учетный характер и полезны, в основном, самим музейщикам. А обычному человеку интересна история предмета, общий контекст его бытования, то есть информация просветительского характера. От самих музеев потребуется длительная и кропотливая работа по преобразованию контента в вид, удобный для восприятия таким пользователем. Необходима адаптация под разные возрастные группы, а также под пользователей с ограниченными возможностями, в первую очередь по слуху и зрению, то есть использование сурдоперевода и тифлокомментирования. Не говоря уже о том, что организации такого доступа потребуется серьезное преобразование аппаратно-программных средств и использование более современных технологических решений.
— Нередко приходится слышать, что уложиться в запланированные сроки многим музеям не удастся. Кто, по-вашему, находится в более выигрышном положении — флагманы, оснащенные по последнему слову техники, или небольшие региональные музеи?
— На мой взгляд, дело не в размере и статусе музея, а в том, как в нем организована работа по передаче информации в Госкаталог. В качестве примера успешных небольших музеев приведу Рыбинский музей, музей Тотьмы. Не будем забывать о том, что у каждого из сотрудников есть свой круг штатных обязанностей, включая гору разнообразнейшей отчетности. Оцифровка предметов и составление соответствующих описаний — дополнительная нагрузка, на которую порой очень сложно найти время. В крупных музеях бывает и так, что высококвалифицированные специалисты (как правило, «старые специалисты») считают ниже своего достоинства готовить информацию для Госкаталога.
— Каким вы видите ближайшее будущее цифровизации музейных собраний? В каком направлении она будет развиваться?
— Я осторожно отношусь к прогнозам вообще, а к прогнозам о том, как повлияют на цифровизацию музеев очередные информационные революции, — особенно. Совсем недавно на одной из конференций, в которой я принимал участие, был представлен доклад о том, какими будут музеи через тысячу лет! Я не берусь обсуждать, какие аппаратно-программные средства появятся, какие устройства будут предоставлены посетителям, реальным и виртуальным. На мой взгляд, в ближайшие десятилетия мы станем свидетелями реализации трех основных тенденций. Во-первых, упорядочивание цифрового контента: уточнение текстовых описаний, представление высококачественных фото-, видеоматериалов и т. д. Во-вторых, представление проверенного цифрового контента пользователю в удобном виде, с ориентацией на различные социальные и возрастные группы. И в-третьих, организация доступа к мировому цифровому культурному наследию из любой точки мира.
Автор: Виктория ПЕШКОВА
