BOYARI — единственный в России бренд, создающий предметы одежды из революционного материала AppleSkin. В основу положена обычная яблочная кожура. Основательница марки — дизайнер, модельер и художник Ольга Бояринова — активно выступает за устойчивую моду и отказ от перепроизводства, внедряет экологичные материалы и участвует в разработке новых, превращает кутюрные шифоновые платья в арт-объекты и, несмотря на все сложности, иронично говорит: «Ну, мне же повезло...» О том, как связана этика и эстетика и желании изменить отечественную фэшн-индустрию к лучшему, Ольга Бояринова рассказала IPQuorum.
Дизайн одежды — универсальный язык, несущий в себе определенную философию. В чем она сегодня для вас заключается и на что опирается?
— Мода — это в первую очередь искусство, а дизайнер — художник. А художник всегда транслирует самые актуальные темы, подмечает то, что витает в воздухе, и то, что будет происходить завтра. И, по большому счету, нет ничего более важного, чем сохранить нашу планету и здравый смысл. Именно это лежит в основе устойчивой моды и моего бренда BOYARI. Одежда — это то, что обнимает наше тело, вторая оболочка нашей души. А значит, то, что мы на себе носим каждый день, влияет на наше самочувствие и на нашу жизнь в целом. Экологичная мода учит нас тщательно подходить к тому, что из чего состоит. Из чего состоит эта вещь, из чего состоишь ты сам, что у тебя внутри. В этом — основная философия того, что я делаю сейчас и что делала всегда. BOYARI — квинтэссенция моего творческого пути как модельера, потому что здесь мы как бы говорим: посмотрите, из чего мы делаем наши вещи, а затем посмотрите, из чего сделаны вы сами.
— Вы говорите, что всегда опирались на схожие ценности, но я знаю, что вы долгие годы занимались кутюр. Разве высокая мода с постоянной сменой коллекций не противоречит принципам устойчивого потребления?
— Наоборот. В свое время я выбрала кутюр именно потому, что не хотела производить миллион вещей, которые некуда девать и которые захламляют нашу жизнь. Высокая мода — это как раз про отражение души, все остальное навязано ей извне. Я знаю, что очень часто имидж кутюр эксплуатируется, им прикрывают неблаговидные вещи, но так можно сказать про любую красивую концепцию. Та же история и с миром высокой моды. Это — высшее проявление искусства. Остальное не имеет к кутюр никакого отношения. Перепроизводство рождает масс-маркет, различные маркетинговые стратегии, манипуляции и подмены понятий. Если вы возьмете мои интервью 15-летней давности, то я говорила ровно то же самое. Плюс я никогда не использовала мех редких животных, только тех, кого мы употребляем в пищу. Кстати, вегетарианство и устойчивое, осознанное потребление — это опять же не одно и то же. И, главное, каждая моя коллекция несла какую-то важную мысль. Например, у меня была коллекция «Архитектура шифона», в которой я размышляла о том, что такое истинная женственность. Мы женственны от природы, а сложносочиненность, глубина и сила характера — это то, что добавляет нам интереса, в первую очередь к самим же себе. Тогда я это выразила в конструктивном подходе к шифоновым платьям. Мне всегда было важно, чтобы каждый мой шаг имел смысл. Чтобы каждый сшитый пиджак, каждое сшитое платье были созданы не просто так. За каждой вещью — огромная работа. Причем не только моя, но и целой команды.
Фото предоставлено pr-службой бренда Boyari
— Звучит серьезно. Так почему же моду воспринимают как нечто поверхностное, где каждый день — сплошной праздник?
— Проблема в том, что все видят только результат, классных успешных людей, которые наслаждаются тем, что делают. Никому в голову не приходит задуматься, какая работа стоит за этой «легкостью». Никто же не видел, как мои мастерицы плакали от усталости накануне показа, но ни разу не позволили себе схалтурить, сделать хоть один шовчик тяп-ляп, хотя с внутренней стороны все равно никто ничего не увидит. Большинство уверено, что художник, дизайнер целыми днями лежит на диване, затем неспешно поднимается, что-то рисует, и всё. Мир кричит «браво». Про модельеров думают, что это люди, которые тусуются на показах, попивая шампанское в обществе роскошных моделей. Но это — видимость. На меня никогда ничего просто так не падало. Не было такого, что на меня из ниоткуда свалился инвестор и принес мне несколько миллионов, чтобы я могла спокойно заниматься творчеством. Каждый мой результат, то, что все называют «ей же повезло», я сполна отработала. Когда я смотрю на успешных людей, то понимаю: у них все ровно точно так же. Когда ко мне приходят на практику начинающие дизайнеры, то первое, что я делаю, — отговариваю их идти в эту профессию. Из тех же, кто остается и кого я погружаю в нашу повседневную работу, 95% не выдерживают и убегают. И правильно делают, я сэкономила им и время, и деньги.
— Давайте тогда поговорим про то, как вы пришли в фэшн-индустрию.
— Как я организовала свой первый модный дом в Петербурге «Olga Boyarinova Couture»? К тому времени я уже закончила с красным дипломом Государственную художественно-промышленную академию имени Штиглица, прошла стажировку в модном доме в Париже, которую мне дали за отличную учебу, и проработала несколько лет с самыми разными брендами. Работать я начала одновременно с поступлением в институт, в 18 лет. Меня как лучшую студентку порекомендовали на стажировку в один из брендов одежды, сказав: «Она трудоголик, берите, не пожалеете». Затем я сотрудничала с брендом Fetish, мы поставляли женскую и мужскую одежду в магазин «X-Act» на Мойке, в «Дом моды» на Петроградке, в конце 90-х это были настоящие модные мекки. Два года я пахала бесплатно, но зато меня узнал весь модный Петербург.
Затем работала на марку Casino, и это тоже был настоящий вызов. У нас было четыре магазина. В день надо было утверждать две новые модели. Что это значит? Что нужно отработать минимум четыре. Их нужно придумать, создать, внести коррективы и запустить в производство. Работала я без выходных. Владелец сразу сказал, что у него ни один дизайнер дольше трех месяцев не задерживался. Называется, было бы чем гордиться. Но он мне пообещал, что каждый месяц будет повышать мне зарплату. Хотел узнать, сколько я продержусь. В итоге он проиграл, я выдержала полтора года. В коллективе я была младше всех. Когда четырем конструкторам и двадцати швеям предъявили меня, 20-летнюю, как креативного директора, они были не в восторге. Я должна была рассчитывать план и учитывать нагрузку, чтобы ни швеи, ни конструкторы не теряли в деньгах. Но об этом я узнала, устроив пару раз простой предприятия. Меня приводили в цех и говорили: «Вот сейчас вы не получаете зарплату из-за нее». Конструкторы приходили ко мне в кабинет с фразой: «Да ты кто такая, ты что о себе думаешь?» «Я дизайнер, больше ничего не думаю», — говорила я. Это был первый опыт настоящей ответственности. И я выстояла. В итоге, когда я покинул этот бренд, все мастера ушли следом за мной. Два конструктора и две швеи затем стали основой моего модного дома «Olga Boyarinova Couture». Во многом благодаря их мастерству и репутации мне удалось построить свой бренд и сделать его узнаваемым.
Кстати, я даже свой дипломный проект превратила в полноценный показ. Действовала по методу «Кота в сапогах». Доставала телефоны значимых людей Петербурга, звонила им, представлялась пиарщиком Ольги Бояриновой, и, когда меня спрашивали, кто это, я, само собой, говорила: «Как, вы не знаете, это известный дизайнер». Мы с мамой вышивали вручную шелковые пригласительные билеты. Я настолько верила в то, что я делала, что готова была вкалывать и брать на себя ответственность. Так что, когда я вижу состоявшихся модельеров, которые в индустрии 15–20 лет, то понимаю, что у каждого из них за плечами огромная история, а в глазах не случайно такая сила. Это только со стороны все смотрится очень весело и легко.
— Но порог входа в мир кутюр очень высок?
— Смотря для кого. Конечно, сделать качественно коллекцию — дорого. Но, чтобы вы понимали, собственный кутюрный бренд я начинала с трех швейных машинок, которые мне подарил папа. Чтобы их купить, он потратил все сбережения, которые за семь лет скопил на ремонт кухни. Мне же повезло, как мы знаем. Если же вы говорите о том, как выглядеть дорого, то это далеко не всегда вопрос денег. Я занималась кутюр и при этом жила очень скромно. Правда, об этом никто не догадывался, так как еще в 20 лет поняла, что художник должен выглядеть так, чтобы никто не мог просчитать, сколько стоит его образ. Настоящий стиль невозможно оценить с финансовой точки зрения. Не бойтесь стремиться к совершенству, вы все равно его никогда не достигнете, но это первый шаг в нужном направлении. И это, кстати, не только в моде так.
— А если я спрошу, что для вас роскошь?
— Возможность ходить в удобной одежде и вести себя так, как хочется. Разговаривать только с теми, с кем действительно интересно. Заниматься тем, что раскрывает меня наилучшим образом. Вы же знаете наименее трудозатратный секрет достижения счастья — делать то, что у тебя получается хорошо.
Фото предоставлено pr-службой бренда Boyari
— Тогда возвращаемся к моде. Почему вы решили не привязывать бренд BOYARI к вашему бренду Boyarinova Couture?
— Потому что идеология Boyarinova Couture — это неповторяемая вещь, а BOYARI — это капсульная коллекция, которая повторяется, но не перепроизводится. Есть капсула, есть четкое количество моделей, и они повторяются для конкретных магазинов. Наверное, надо начать с того момента, когда я вслед за мужем уехала во Францию. У меня были налажены связи с Парижем. Я периодически привозила туда свои коллекции, но создавались они всегда в Санкт-Петербурге моей командой. И когда я переехала во Францию, у меня остро встал вопрос, где искать коллектив. Там все хорошие мастера заняты в крупных модных домах с солидными контрактами, а то, что доступно для найма, не выдерживает никакого сравнения. Я не могла себе позволить не работать, но и привозить постоянно моих мастериц из Петербурга было накладно. Кроме того, после того, как состоялся мой показ на мосту Александра III, я столкнулась не только с восторгом парижской публики, но и с откровенным непониманием, как можно использовать натуральную кожу и мех. Было очевидно, что нужна новая концепция. В то время я начала активно посещать Premiere Vision, крупную выставку текстильных и инновационных материалов, где было много образовательных программ, посвященных осознанному потреблению и устойчивой моде. Там же я познакомилась с принципами медленной моды. И если у нас дизайнеры переживают из-за того, что вынуждены работать со стоками тканей, то в Париже этим гордятся. Это очень легло на мое мироощущение. Кроме того, это позволяло разрабатывать лекала в Петербурге, а во Франции только отшивать модели. Мне это очень подходило. Но мне не хотелось отказываться от одного из моих козырей — конструктора, который умеет грамотно работать с кожей и с которым у меня отличные взаимоотношения. Оставалось найти материал. Тогда-то я и познакомилась с Ханнесом Парфом, который представил в Париже свою революционную разработку AppleSkin. Яблочная кожа — один из самых экологичных материалов.
Фото предоставлено pr-службой бренда Boyari
— Верно ли, что изначально материал предназначался только для мебели и обуви, а использовать его для одежды предложили вы?
— Да. Как мы с ним договаривались — это отдельная история. На выставке мы обменялись контактами, но на мои письма он не реагировал. А мне, когда я загорелась какой-то идеей, бесполезно говорить «нет». И я поехала к нему во Флоренцию. Позвонила с вокзала, пригласила на ужин. Он выходит и говорит: «Надеюсь, ты не фанатичная вегетарианка?» И это важный вопрос, потому что с точки зрения осознанного потребления любой фанатизм — нездоровье. То есть, если ты сделал яблочную кожу, это не значит, что ты не можешь есть хамон в ресторане. Собственно, за ужином я его и уговорила сотрудничать. В тот момент стало ясно, что у него нет кожи, которая подходит для одежды. Она должна быть тоньше, но при этом прочной, эластичной. Формулу менять не надо, скорее подогнать машины под производство. Но, когда я предложила Ханнесу этим заняться, он сказал, что занят тем, что выплачивает долги, скопившиеся за десять лет, которые он потратил на разработку AppleSkin. Зато он позволил мне, правда, за мои собственные деньги, поэкспериментировать, а затем выкупить готовый материал.
— У вас есть право на использование технологии?
— Конечно, нет. Ханнес потратил десять лет жизни и 1,5 млн евро с процентами на эту разработку. Когда инвесторы от него отвернулись, то они с женой, которая в то время ждала третьего ребенка, были вынуждены заложить дом. Последние два года он занимался экспериментами у себя в гараже. Когда удалось получить приемлемый результат, он заключил договор с фабрикой Mabel, расположенной во Флоренции. Собственно, сейчас они производят AppleSkin. Ему же каждый раз платят отчисление. Это золотая жила, так что ему нет никакого резона с кем-то делиться. Я, как и все, выкупаю материал на общих условиях.
— Сейчас вы, как я понимаю, пытаетесь наладить производство аналогичного материала у нас?
— Пока вместе с Художественно-промышленным институтом мы ведем разработки. Все же мы начали не с нуля. У нас был образец Парфа. По идее, использовать можно не только яблоки, но и другие фрукты, например виноград. Почему бы не использовать для производства кожи отходы виноградарей? У нас есть разложенная формула, но для последующих исследований и создания опытного образца потребуется три месяца и 2,5 млн рублей. Сейчас мы думаем над тем, как найти финансирование и куда лучше обратиться с нашей идеей. Один из вариантов — предложить коллаборацию одному из заводов, который производит дерматин. Машины-то похожи.
— Когда вы поняли, что нужен свой материал?
— Зависеть от кого бы то ни было — всегда плохо. И несмотря на то, что мы работаем не только с яблочной кожей, но и с другими материалами — холлофайбером (утеплителем из переработанного пластика), тенселем (тканью из возобновляемых эвкалиптовых деревьев), зеленой вискозой, для производства которой также используется вторичная переработка, нашей визитной карточкой остается яблочная кожа. Это очень харизматичная история. Например, именно это позволило нам принять участие в одном из важнейших индустриальных событий — Московской неделе моды, которую проводит Фонд моды при поддержке Агентства креативных индустрий Департамента предпринимательства и инновационного развития города Москвы. Плюс, если запустить такое производство, то это станет экологичной инновацией нашей страны.
Фото предоставлено pr-службой бренда Boyari
— Вы объявили о создании Ассоциации Устойчивой Моды. В чем цель организации и как сейчас в ней обстоят дела?
— В данный момент Ассоциация проходит регистрацию. Она имеет три направления. Первое — просветительско-образовательное. Необходимо создать программы, которые бы рассказывали всем желающим, что такое осознанное потребление, помогали бы дизайнерам, которые выбрали это направление, повышать квалификацию и так далее. Второе — научные изыскания, создание различных инновационных разработок в области дизайна, легкой промышленности.
И третье — поддержка искусства, работающего с осознанным потреблением. Обычно, когда я поднимаю эту тему, максимум, о чем знают люди, — это апсайклинг и ресайклинг. А есть масса вариантов помимо этого. Плюс третье направление могло бы заняться популяризацией отечественных разработок. Например, как Курчатовский институт, рассказывать об открытии. А если создать какую-то интересную инсталляцию, арт-объект, грамотно об этом рассказать, то можно увлечь гораздо больше людей.
Фото предоставлено pr-службой бренда Boyari
— Вот так мы подошли к вашему арт-проекту, который вы сейчас делаете в мастерских «Своды» ГЭС-2 и который также посвящен осознанному потреблению. Расскажите о нем.
— Идея превратить кутюрные платья в арт-объекты появилась несколько лет назад. Но реализовывать ее я смогла начать только в 2021 году. С одной стороны, мы хотим показать, что пора перейти от потребительского отношения к вещам к созерцательному. Ведь часто люди просто покупают кутюрные вещи как символ принадлежности к определенному кругу, образу жизни, тусовке. Это первое, что лежит на поверхности. Дальше, если мы уже копаем вглубь, то это попытка привить осознанное отношение не только к искусству, одежде, но и к друг к другу. Чтобы люди не относились друг к другу потребительски, не думали постоянно о том, чем этот человек может быть мне полезен.
С другой — это защита животных. Последняя серия скульптур, которые я как раз таки делаю на базе мастерских «Своды», будет рассказывать о тех, кого погубили даже не просто ради шкурки, а фактически зазря. Зверя убили на шубу, а потом его мех не использовали. Со временем он начал лысеть, и его отправили на утилизацию
— В основу арт-объектов положены многослойные платья из шелкового шифона, которые покрыты эпоксидный смолой. Не жалко было собственные творения?
— А почему их должно быть жалко? Если ты платье носишь, то по-любому когда-нибудь порвешь или испортишь. А так они станут музейными экспонатами. Люди смогут узнать об их истории. О том, как они создавались, как участвовали в дефиле и в съемках документального фильма о художниках Парижа Sur les toits et moi. Кроме того, это реверанс тем самым моим мастерицам, с которыми мы начинали в Петербурге и с которыми у нас взаимоотношения глубже и дольше, чем любой брак.
— Почему для сбора средств на выставку вы решили использовать краудфандинговую платформу?
— Потому что создание каждой скульптуры требует больших денежных вложений. Плюс это возможность рассказать о моем проекте. Кстати, именно благодаря этому сбору я лишний раз поняла, что нужно рассказывать не только про результаты, но и про путь, который проходит художник. Чтобы люди не думали, что творческим людям все падает с неба, и понимали, что за каждым «повезло» стоит работа. К тому же я осознала, что моя история действительно многим интересна.
— В одном из интервью вы сказали, что всегда спрашиваете стажеров, как бы они хотели изменить мир моды. А что бы ответили сами, если мы говорим об отечественной фэшн-индустрии?
— Я бы хотела наполнить её глубиной. Чтобы люди в первую очередь смотрели внутрь себя.
Беседовала Ксения Позднякова, основатель телеграм-канала «Ксюша pro театр и не только…»
