Нынешняя экономическая ситуация поставила перед Россией непростую задачу: как сделать отечественную промышленность не только технически совершенной, но и эстетичной и коммерчески успешной. Решить ее во многом способен промышленный дизайн, который не просто занимается приданием формы инновационным разработкам, но и отвечает за функциональность, эргономику, а также маркетинг и устойчивость бренда. От того, как будут выглядеть товары массового производства – от автомобилей до бытовых мелочей, – зависит, насколько органично они впишутся в повседневную жизнь и станут востребованными на рынке. Собеседник IPQuorum – Сергей Смирнов, промышленный дизайнер, основатель и генеральный директор компании SmirnovDesign, директор «Центра исследований и инновационных разработок МГХПА им С.Г. Строганова, а также куратор проекта Агентства креативных индустрий при Департаменте предпринимательства и инновационного развития города Москвы «Фабрика дизайна».
– Промышленный дизайн – это про красоту или функциональность?
– Это нельзя разделять. Промышленный дизайн отвечает за результат. Нужна определенная эстетика, вызывающая чувства, которые требуются для достижения бизнес-успеха. По идее, процесс должен строиться точно так же, как в архитектуре. Прежде чем приступить к строительству здания, изучается ландшафт, городская среда вокруг, формируется понимание, что это за сооружение, какие у него цели, какие задачи оно выполняет, как обстоят дела с логистикой, где проходят теплотрассы и так далее. И только на основе всех этих данных архитектор приступает к разработке проекта. Никому в голову не придет поставить двенадцатиэтажную коробку, а потом позвать архитектора и сказать: «Давай, украшай». В промышленности должно быть так же. На старте любого проекта должен приглашаться промдизайнер, и перед ним четко обрисовывается задача, которую должен решить тот или иной продукт. Дизайнер общается с технологом, маркетологами и обязательно с теми, кто, собственно, будет использовать данный предмет. Давайте возьмем медицинский прибор. Кого можно назвать пользователем? Врача, пациента, медсестру, тетушку, которая убирается в помещении, заведующего складом, который должен этот аппарат как-то разместить, чиновника, отвечающего за покупку прибора. У всех у них разный сценарий использования предмета, разный взгляд на него, и все это дизайнеру нужно понимать и учитывать еще до того, как он приступит к работе. То есть я как дизайнер должен формировать облик на основе технических и инвестиционных возможностей. Я даже сформулировал собственный термин. «Промышленный дизайн – это междисциплинарная деятельность по исследованиям и разработкам новых продуктов, которая определяет их облик и эстетику на основе потребительских свойств, конкурентоспособности и бизнес-задач, а также на основе технологических и инвестиционных возможностей».
Подчас именно дизайн является ключом к продажам и прибыли. Все дело в нашем восприятии. Например, даже если на программирование, сборку смартфона потрачен миллион часов, а на дизайн – всего тысяча, внимание мы обращаем в первую очередь на дизайн. Это отлично понимал Стив Джобс, когда создавал облик iPhone. И даже если технически аппарат далеко не во всем совершенен и по некоторым характеристикам уступает Android, то с точки зрения пользовательского опыта попал в яблочко. Apple – это религия. Люди в них верят. Именно это позволило компании достичь стоимости в несколько триллионов долларов и из года в год увеличивать капитализацию.
Дизайнер – это проектировщик доверия к продукту.
Фото предоставлено компанией SmirnovDesign
– То есть мы просто недооцениваем значение дизайна?
– К сожалению, да. У нас 90% действующих компаний и производителей не думают, что нужно инвестировать в дизайн. Происходит это от незнания, от отсутствия производственной культуры – культуры заказа, проектирования и производства. Это наследие советской плановой экономики, где попросту не было конкуренции, а значит, и дизайн как средство конкурентной борьбы был невостребован. В отличие от ситуации в Америке в этой сфере, дизайн в СССР не был приоритетным направлением. Его количество можно определить как калорийность в Coca-Cola Light – 0 со звездочкой, под которой прячется одна калория. При этом в СССР существовал Всесоюзный научно-исследовательский институт технической эстетики (ВНИИТЭ), где с 1960-х годов разрабатывались самые передовые дизайнерские решения и методики, во многом опережающие время. Они и сейчас поражают воображение. Но почти все они шли «в стол», в производство уходил минимальный процент. Делать красивые вещи было просто нерентабельно.
На промышленной сцене у нас и сейчас ситуация далека от идеала. Компаний, которые занимаются промышленным дизайном, всего два-три десятка. А должно быть в сто раз больше. Или в тысячу – как в Китае. Результат известен. Сколько сегодня в мире товаров, маркированных Made in China.
– В нынешней ситуации, когда с российского рынка ушло множество компаний и товаров, есть ли у нас шанс наладить свою производственную культуру?
– С одной стороны, надо понимать, что как ушли, так и вернутся. С другой – я абсолютно уверен в том, что нынешняя мощная встряска дает нам шанс реально поднять уровень промышленности. У нас сильная математика, физика, инженерная школа. Основная проблема – культурологическая. Если мы ее преодолеем, то нашей стране просто не будет равных, начнется золотой век. С точки зрения возможностей, которые сейчас открываются, я смотрю в будущее с оптимизмом.
Понимаете, в 90-е был кризис деятельности. О каком промышленном дизайне могла идти речь, когда эта самая промышленность разваливалась на глазах. Большинство уходило в торговлю, а дизайнеры рисовали обложки для дешевых романов. В 2000-е мы только начали заново нарабатывать опыт и профессионализм. В 2010-е оперились и стали крепкими дизайнерами. И если раньше мы только учились, то сегодня готовы применять наши знания, выдавать результат. Готовы учить молодых дизайнеров работать. Нужно терпеливо внедрять в жизнь производственную культуру, о которой мы с вами говорили. Это миссия, сверхзадача моего поколения. И если Запад шел к этому более ста лет, то нам нужно управиться гораздо быстрее. Сегодня этого требуют и экономическая ситуация, и государственные задачи.
Прозвучит пафосно, но мы должны дать нашей стране, индустрии, промышленности все накопленные знания и опыт.
– Вы уверены, что стране это нужно?
– Конечно. Это видно даже по тому, насколько часто стало звучать такое понятие, как «промышленный суверенитет». Очень важно, чтобы молодежь чувствовала себя востребованной и нужной. Например, сейчас я выступаю куратором проекта Агентства креативных индустрий при Департаменте предпринимательства и инновационного развития города Москвы «Фабрика дизайна». Это конкурс, направленный на поиск современных решений индустриального дизайна. У участников есть шанс не только поработать с крупнейшими промышленными компаниями, но и реальная возможность заключить договор на реализацию своего проекта. Классно, что городские власти реагируют на запросы творческих индустрий. Таких инициатив должно быть как можно больше. Нам сейчас нужно серьезно поднажать. Например, мне кажется, что государство могло бы, скажем, просто выкупать у промышленных дизайнеров трудочасы и на конкурсной основе предоставлять их тем производителям, которые в этом нуждаются. Это позволит при меньших затратах добиться большего эффекта. Вложенные средства будут окупаться и появлением качественного, эстетичного, проработанного продукта, и формированием промышленной культуры, и созданием рабочих мест. Союз успешных дизайнеров и успешных предпринимателей со временем даст невероятные результаты.
– Не так давно президент Владимир Путин призвал наладить отечественный автопром. Как думаете, есть шанс это сделать и какая роль будет отдана дизайну?
– Это, кстати, тоже вопрос культуры производства и потребления. Если мы хотим оставаться цивилизованной страной, нам нужно продолжать пытаться создавать свои автомобили. Да, это не наша сильная сторона. Пока. Я уверен, что и это возможно, ведь делаем же мы двигатели самолетов, что, согласитесь, не легче. В свое время, когда в Тольятти построили огромный завод, вложив кучу денег, вокруг него вырос целый город автомобилестроения. Пришла особая культура. Больше того, на момент создания АвтоВАЗ выпускал довольно приличные автомобили. Но отсутствие конкуренции сделало свое дело, и качество начало падать. А представьте, если бы в стране в то время было пять таких заводов и человек мог выбирать, а не стоять в очереди за одной-единственной моделью. Как это работает на Западе, где между автомобильными гигантами идет битва на миллиарды долларов? Там постоянно проводятся различные исследования, которые изучают тренды, материалы, конкурентов, доверие к бренду, к той или иной марке автомобиля и какие нюансы на это влияют. Условно, как должны выглядеть заклепки, каким должно быть покрытие, чтобы сформировать у потребителя определенное отношение. Чтобы, сев в «мерседес», человек на подсознательном уровне чувствовал, что эта машина достойная, а другая, пусть и не менее именитая и качественная, значительно проще. Дизайн – это манипуляция, которая используется в конкурентной борьбе. И достигается это далеко не всегда вау-эффектом. Играет роль и красота, и надежность, и функциональность, и опять же интуитивное доверие.
Если отойти от автомобилей, то, например, когда вы идете покупать миксер, вам важен не вау-эффект, а то, насколько он лег в руку, есть ли у вас уверенность, что он не сломается через пару дней и вам не нужно будет тратиться на новый.
Беспилотный самолет с вертикальным взлетом и посадкой Veter. Фото предоставлено SmirnovDesign
– Многие сейчас говорят, что нас ждет откат в СССР. Согласны?
– Это невозможно. У нас уже сформировалось капиталистическое общество. Малый и средний бизнес владеет частной собственностью. Да, какие-то корпорации заберут себе определенные отрасли, но и это не всегда плохо. Посмотрите, как работает «Росатом». Насколько у нас атомная промышленность эффективнее, чем в Америке, где ее раздали частным компаниям. Мне кажется, что системообразующие индустрии обязаны быть под началом государства. А вот как раз производство различных бытовых изделий надо отдавать на откуп частным компаниям, и пусть они бьются между собой. Пусть будет конкурентная борьба, и с зарубежным рынком тоже.
– Но технологическому стартапу довольно трудно найти частного инвестора.
– Это опять же проблема бизнес-культуры. Венчурная культура у нас все еще проходит период становления. До недавнего времени как было? Стартап начинал развиваться в России, затем через два-три года рост останавливался, тогда предприниматели переезжали и переходили в американскую юрисдикцию, чтобы продолжить свое развитие. Но сейчас это невозможно, нам обрезали финансирование. Сейчас те, кто имел активы в РФ и по ряду причин не может релоцироваться, не знают, как быть, потому что венчурной культуры в стране нет. Но к этому нужно относиться с пониманием. Почему мы за 30 лет должны стать такими же, как и все остальные за несколько веков? Например, на Западе инвестированием в стартапы и различные фонды занимались весь XX век. Но нет ничего невозможного. Например, взялись за устройство Москвы, – посмотрите, как она сегодня выглядит. Просто для всего нужно время и грамотные действия. Будет у нас рано или поздно своя бизнес-культура. Просто нужно ей немного еще помочь.
– Давайте тогда перейдем к вашей компании.
– Мы начинали почти 30 лет назад, когда мало кто верил, что промдизайн может быть востребован. Но мне всегда была близка полуизобретательская, полухудожественная история. У меня дедушка изобретатель, отец – промышленный дизайнер и художник, мама – инженер. Так что не представляю, чем другим я бы мог заниматься. Плюс я уверен, что если душа требует, то надо действовать. Отдача обязательно придет. Пусть и не сразу. К тому же счастье достигается не только деньгами, но и планомерным движением вперед, красивыми проектами, интересными свершениями, любимыми людьми. Я иногда смотрю на российский промдизайн и понимаю, что многие известные компании имеют наши корни. Например, у нас начинали глава студии дизайна АРТ-АП Алексей Кутяев или генеральный директор дизайн-агентства инноваций Lumiknows и заведующая кафедрой дизайна и инноваций Московской финансово-промышленной академии Екатерина Храмкова и многие другие.
Если говорить про сегодня, то, конечно, два ковидных года не могли сказаться положительно, хотя проектов у нас достаточно много. Но если три года назад у нас в компании работало 55 человек, то сегодня около 30. Есть еще два существенных фактора. Многие конструкторы уходят в программисты. Это затягивает, и зарплата в полтора раза выше. Что касается промдизайнеров, то их сманивает мультимедиа, где денег тоже больше. Промышленный дизайн в финансовом плане несправедливо недооцененная отрасль. Причем такая ситуация не только в России. Например, даже автомобильный дизайнер может получать меньше, чем 3D-моделлер, который сделает на основе его разработки 3D-модель.
Livemap Helmet Фото предоставлено компанией SmirnovDesign
– Каким проектом студии больше всего гордитесь?
– Само собой, любимый проект – тот, который делается прямо сейчас, который будоражит неизвестностью и преодолением сложностей. Например, мы работаем над интеллектуальным мотошлемом с дополненной реальностью. Livemap Helmet создается для того, чтобы помочь водителю с навигацией и одновременно повысить его безопасность. Вся нужная информация проецируется прямо перед вами на визоре, а значит, не нужно отвлекаться ни на какие посторонние гаджеты. Например, едете по незнакомому городу и ищете отель, а шлем показывает стрелку, где повернуть. Посмотрели наверх – увидели, кто звонил. Вы даже можете ответить на звонок, не отвлекаясь от дороги, так как вам не нужна никакая дополнительная гарнитура. Опустили голову – перед вами все данные мотоцикла: работа двигателя, температура и так далее. Причем, как только вы набираете скорость, все лишнее уходит. Шлем проецирует ровно то, что вам нужно.
Или сейчас мы делаем аппарат ИВЛ. Это очень кропотливый труд. Он сложен своей многофакторностью. Плюс в линейке несколько аппаратов, и все они должны быть целостными по дизайну. Над ним одновременно работают три дизайнера и конструктор уже несколько месяцев. При этом такой вау-эффект, как шлем дополненной реальности, он вряд ли вызовет.
А если говорить именно о гордости, то она бывает разная. Например, я точно знаю, что почти каждый человек в нашей стране пил воду из фильтра «Барьер», который я создал в 2001 году. Или включал в розетку сетевой фильтр Pilot. Мы создали томограф RTI FullScan, который реально работает, хотя и не был запущен в серию.
Мы даже спроектировали специальный борт для перевозки спортивной команды – самолет SportJet Sukhoi. Фрагмент фюзеляжа демонстрировался в Рио на Олимпиаде, его осматривал глава Международного олимпийского комитета. Мне очень жаль, что самолет так и остался в виде полнофункционального макета, но работа была потрясающая.
Только что на Российской креативной неделе представили первому заместителю руководителя Администрации Президента Российской Федерации Сергею Кириенко беспилотный самолет с вертикальным взлетом и посадкой Veter.
Мы много работаем с медицинским оборудованием. С одной стороны, это позволяет приносить пользу обществу, с другой – рынок пока не занят китайцами. В медицине все строго и наша компетентность актуальна.
Нам бы очень хотелось делать потребительские вещи, но там все занято китайцами. При этом мы недавно создали свой увлажнитель воздуха, хотя традиционно их привозят из Китая.
Так что у нас очень широкий спектр проектов. А когда вот так перечисляешь, то понимаешь, что есть чем гордиться.
Cамолет SportJet Sukhoi. Фото предоставлено компанией SmirnovDesign
– Вы потомственный дизайнер. Вы, как и ваш отец, закончили Строгановку. Он работал на Красногорском механическом заводе (КМЗ), производившем фотоаппараты «Зенит». Ваше бюро сделало их современную версию. Для чего вам это потребовалось?
– История получилась одновременно и прагматичной, и романтичной. С одной стороны, это хороший бизнес-проект. Zenit M разработан для премиум-сегмента, стоимость его довольно высока. Он продается в ГУМе, там есть отдельный шоурум. Обычному человеку он не нужен, так как в основном мы сегодня привыкли снимать на смартфон. Но есть такие фотоаппараты, которые покупаются ради владения и статуса. Zenit M как раз такой. Есть еще Leica и Hasselblad. Здесь важна каждая линия, четкость граней, текстура кожи, пропорции насечек, зазоры между деталями и так далее. Вы удивитесь, насколько детально прорабатывался образ камеры, мы провели качественное исследование, которое признали даже дизайнеры Leica. Они, когда увидели наш эскиз, даже отозвали с конкурса свой вариант. Что касается романтической части, то я, как и многие мальчики, в детстве увлекался фотографией. Помню, как отец учил меня проявлять пленку в темноте. Вспоминаешь – мурашки по телу.
Zenit M Фото предоставлено компанией SmirnovDesign
– Правда, что в свое время ваш отец разработал лунную камеру для КМЗ?
– Да. Это очень интересная история. Правда, после нее отец ушел из промышленного дизайна и стал художником. Он пришел на КМЗ сразу по окончании Строгановки. Шел 1968-й год, и туда как раз поступил заказ на создание лунной кинокамеры. Как человек молодой, романтичный, он тут же загорелся этой идеей, но опытные инженеры быстро объяснили, что к задаче его и близко не подпустят. Тогда он начал делать эту камеру в свободное от работы время. В союзники он взял молодого выпускника Бауманки инженера-конструктора Валерия Бусыгина. И вот эти два пацана, которые только закончили вузы, придумали уникальное инновационное решение, позволившее значительно уменьшить габариты камеры и сделать ее удобной для использования космонавтом в скафандре. Но как ее показать? Никто на заводе его бы даже слушать не стал. Тогда он взял макет и пришел на официальное представление концепции камеры. Принимать макет должны были сами космонавты. После того как был предъявлен вариант завода, отец поднял руку и сказал, что у него есть альтернативное предложение. Да, действовал он не совсем этично, но по-другому было нельзя. Космонавтам проект очень понравился, и он был запущен в серию. Отец получил авторское свидетельство на свое изобретение. Кроме того, ему присудили премию Ленинского комсомола, но коллеги сделали все возможное, чтобы он не смог вовремя собрать необходимые документы. Отец обиделся, и будучи человеком импульсивным, ушел с завода.
– Он никогда не сожалел, что тогда так вспылил?
– Думаю, он до сих пор переживает. К сожалению, наши еще и никуда не полетели. Советская лунная программа была свернута, а потому киноаппарат остался на Земле всего лишь опытным образцом. Отец про это сейчас мемуары пишет.
– И зная эту историю, вы рискнули работать с КМЗ?
– Для меня это был принципиальный момент. Больше того, пока мой проект не утвердили, я о нем никому не рассказывал. Отцу потом показал готовый фотоаппарат. Как все талантливые люди, он критик знатный, так что нашел какие-то огрехи, но это не важно, так как я знаю, что в целом проект ему понравился.
– Вы, кстати, тоже попытались дотянуться до Луны, когда работали над проектом селенохода. Почему людей тянет в космос?
– Романтика. Преодоление ограничений и земного притяжения. Это вызов, от которого невозможно отказаться.
– Защита авторского права тоже стала для вас вызовом? Как получилось, что уже несколько лет на базе Ассоциации специалистов индустрии дизайна и при поддержке компании IPChain вы развиваете сервисы по защите интеллектуальной собственности для дизайн-сообщества?
– Я считаю, что дизайн, в том числе и промышленный, категорически недооценен ни по своей важности, ни по оплате труда. Что касается авторских отчислений, то в нашей отрасли эта система в принципе не работает. И если музыканты, композиторы, писатели, режиссеры бились за свои права, то дизайнеры предпочли сказать, что бороться с воровством интеллектуальной собственности бесполезно, а значит, и делать этого не надо. Я же придерживаюсь иной точки зрения. Нужно создать инструменты, которые будут качественно защищать права дизайнеров. Благо технологии это позволяют. Когда начал этим заниматься, то меня познакомили с президентом Федерации интеллектуальной собственности Сергеем Матвеевым. Именно он показал мне возможности блокчейна, на которых работает сеть IPChain. И вот уже три года я дорабатываю механизм специально под дизайнеров. Уже сейчас каждый член Ассоциации специалистов индустрии дизайна, членство в которой стоит 5000 рублей в год, имеет право на 365 бесплатных депонирований. В будущем мы хотим создать также базу юристов, которые на первых порах будут бесплатно отстаивать интересы членов Ассоциации. Со временем это приобретет бизнес-составляющую, но пока это должно быть бесплатно, чтобы привить культуру авторского права в области дизайна. Я хочу, чтобы люди в это верили. Чтобы это было удобно, быстро и надежно.
– Что ждет промышленный дизайн в будущем?
– Очевидно, что часть нашей жизни перейдет в виртуальное пространство. Да, часть вещей отомрет за ненадобностью. И их функции займут различные голосовые помощники и нейросети. Многие промышленные дизайнеры будут работать на нужды метавселенных. Я уже не первый год говорю, что пора создавать отдельную кафедру, посвященную виртуальным мирам, так как без этого сегодня не обойтись. Кроме того, я верю в то, что коллабораций между творческими и техническими профессиями станет значительно больше.
В любом случае мы постоянно сталкиваемся с новыми вызовами, так что скучать нам вряд ли придется.
Беседовала Ксения Позднякова
