О смарт-контрактах принято говорить как об одной из наиболее впечатляющих правовых инноваций нашего времени. Самоисполняющийся договор, соглашение, которое невозможно нарушить, алгоритм вместо консультанта, судьи и нотариуса – так обычно описывают это новейшее применение распределенных реестров.
«Умные договоры» действительно открывают массу возможностей, прежде всего в сфере финансов. «Смарт-контракты, основанные на технологии блокчейн, очень удобны: после заключения договора они начинают работать в фоновом режиме, но при этом остаются юридически значимыми электронными документами», – отмечает председатель правления банка «Новый век» Вадим Мартынов. «Самоисполняющиеся смарт-контракты, прежде всего, должны соблюдать условия, зафиксированные в договоре, снижая количество издержек и ошибок, связанных с человеческим фактором. Благодаря им не только ускоряются и удешевляются бизнес-процессы, но и аннулируются риски мошенничества».
Исключение посредников и алгоритмизация условий снижают транзакционные издержки и гарантируют чистоту сделки. Однако ажиотаж вокруг актуальной темы приводит к тому, что понятие смарт-контракта размывается. ipquorum.ru рассказывает, чем смарт-контракты отличаются от других электронных сделок, в каких отраслях они востребованы и почему буксуют законодательные инициативы в этой области.
Смарт-контракты в Древнем Риме
В аналитическом докладе Банка России за 2018 год смарт-контракт определяется как «договор между двумя и более сторонами об установлении, изменении или прекращении юридических прав и обязанностей, в котором часть или все условия записываются, исполняются и/или обеспечиваются компьютерным алгоритмом автоматически в специализированной программной среде». При этом авторы утверждают, что вопреки укоренившемуся мнению смарт-контракт необязательно должен реализовываться в блокчейне. Они относят к прообразам смарт-контракта вендинговую кофе-машину и облачные сервисы по заказу такси.
Еще дальше идет главный юрист по интеллектуальной собственности ООО «УК «РОСНАНО»» Виталий Калятин. Так, в ходе одной из сессий крупной образовательной конференции IP Академия в сентябре 2019 года он отметил, что смарт-контракты существовали даже в античности. «Ведутся дискуссии о том, как нам охранять смарт-контракты. На мой взгляд, этот вопрос пока не имеет правового содержания, потому что смарт-контракты были известны еще в Древнем Риме. Человек куда-то посылал своего раба и говорил: «Пойдешь туда и предложишь эту амфору масла. Если тебе дадут столько-то монет, то ты отдашь ее, если не дадут – принесешь назад». Это и был самоисполняемый контракт, потому что раб был не субъектом, а объектом, который реализовывал волю своего хозяина», – объяснил Калятин.
Идею смарт-контракта предложил американский ученый в области информатики, криптографии и права Ник Сабо еще в 1990-е, то есть задолго до того, как были изобретены технологии распределенных баз данных. «Цифровое представление набора обязательств между сторонами, включающее в себя протокол исполнения этих обязательств», – так он описывал смарт-контракт. Значительно позже термин использовал основатель одного из крупнейших криптовалютных проектов Ethereum, канадско-российский программист Виталий Бутерин.
«С технической точки зрения смарт-контракт – это маленький код с определенными директивами, который записан в блокчейне так, что все участники сети видят исполняемую программу, на которую нельзя повлиять и которую нельзя удалить из сети», – пояснил заместитель генерального директора по цифровым технологиям IPEX Артем Товбин.
После проведения нескольких крупных ICO (Initial coin offering – выпуск цифровых активов, монет и токенов, аналог IPO в мире блокчейна) термин «смарт-контракт» вошел в моду. С легкой руки маркетологов и пиар-менеджеров его стали использовать в максимально расширительном смысле, подразумевая самые разнообразные явления, связанные с автоматизацией юридических действий.
«Сейчас в определении смарт-контракта мы действительно наблюдаем жуткую неразбериху. Одни тащат в смарт-контракты все электронные сделки, другие говорят, что смарт-контракт – это только исполнение, а значит, сделки как таковой в режиме смарт-контракта быть заключено не может», – говорит исполнительный директор Некоммерческого партнерства «Содействие развитию корпоративного законодательства», член Совета Федеральной палаты адвокатов (ФПА) РФ Елена Авакян.
«Традиционная схема смарт-контракта – это приобретение токенов на основе алгоритмизированного решения. Например, приобретение токенов, достигающих определенной доходности или предоставляющих определенные права. В некотором смысле алгоритмизированный трейдинг внутри платформы, осуществляющей операции с токенами за счет криптовалюты, – это классика смарт-контрактов»,– поясняет она.
От мультфильмов до строительства: где нужны смарт-контракты
Как видим, ключевой признак смарт-контракта – автоматическое выполнение условий договора – имеет место лишь тогда, когда речь идет об операциях с криптовалютой. Любое участие фиатных денег предполагает посредничество банка и клиринговой организации, которые в любой момент могут отменить платеж, взыскать задолженность, заблокировать счет. Эти действия перечеркивают саму концепцию смарт-контракта.
Вполне ожидаемо, что смарт-контракты пока что наиболее популярны в финансовом секторе. Их можно сравнить с фондовыми торговыми роботами – с той разницей, что операции осуществляются P2P и не зависят от конкретного сервиса на базе Ethereum, Waves, CordaR3 или любой другой блокчейн-платформы, включающей необходимую виртуальную машину. Торговля монетами и токенами с помощью смарт-контрактов развивается уже сейчас. Бум ICO 2017–2018 годов – яркий тому пример.
Другое возможное применение смарт-контрактов пока что имеет привкус научной фантастики. Речь идет о мире развитого интернета вещей, где, по выражению Елены Авакян, «холодильник каждый день заказывает два литра молока, расплачиваясь с привязанного криптокошелька, после чего с базы, где тоже установлены роботы, дрон доставляет это молоко и кладет в лоток, выдвигаемый холодильником». Впрочем, некоторые логистические решения применяются уже сейчас. Так, смарт-контракты вполне успешно взаимодействуют со складскими системами.
Интересное, но пока что непривычное применение смарт-контракты нашли в сфере интеллектуальной собственности. Существует даже специальная криптовалюта IPCoin. Смарт-контракты, к примеру, позволяют оплатить треки, биты и другие музыкальные произведения, включенные в соответствующую систему. «Я могу составить плей-лист и запустить по нему поиск объектов в духе «купить, если цена не будет превышать столько-то». Поисковик отыскивает нужные треки и загружает их на мой плеер, списывая с моего криптокошелька необходимые частички сатоши или частички IPCoin», – поясняет Елена Авакян. Она уверена, что чем дальше будет развиваться сегмент смарт-контрактов, тем больше в нем будет доля IP.
«Сфера возможного применения смарт-контрактов чрезвычайно широка. Это LegalTech как отрасль бизнеса, специализирующаяся на информационно-технологическом обслуживании профессиональной юридической деятельности, транспорт, логистика, электронная торговля, банковская сфера и другие», – считает руководитель по взаимодействию с исполнительной властью МегаФона Никита Данилов.
Регулировали, регулировали, да не вырегулировали
Непосредственное отношение к смарт-контрактам имеют три документа: вступившие в силу в октябре 2019 года поправки в Гражданский кодекс «О цифровых правах», закон о краудфандинге («О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ»), подписанный в августе прошлого года и пока еще не утвержденный законопроект «О цифровых финансовых активах». Поправки в ГК, определяющие понятие цифровых прав, встретили неприятие подавляющей части российского юридического сообщества. Ученые-правоведы и практикующие юристы считают документ запутанным, невнятным и усложняющим ситуацию.
«Я совершенно убеждена в том, что сначала должен появиться рынок, а потом регулирование. Законопроекты бесконечно обсуждаются, а мир не стоит на месте. За это время все конкурирующие с нами юрисдикции ушли семимильными шагами вперед. В попытке создать железобетонное регулирование мы, в свою очередь, ничего не делаем для того, чтобы наша юрисдикция стала привлекательной для развития цифровых активов, в том числе и финтеха. Финтех на русских деньгах, инвесторах, участниках развивается где угодно, только не в самой России», – посетовала Елена Авакян.
По ее словам, в отсутствие внятного запроса от рынка регулирование может опираться лишь на предельно умозрительное понимание проблемы и в лучшем случае иностранный опыт, а потому законодатели в конечном счете действуют «среднепотолочно».
Артем Товбин также не видит большой нужды в новых законах. «Согласно ГК РФ контракт можно заключать любыми способами – от руки или СМС-сообщением. Главное, чтобы два физических лица или физическое лицо с юридическим лицом подписали соглашение, а будет это в электронном виде, от руки, в форме алгоритма – не так важно. В нынешнем ГК есть все для того, чтобы работали смарт-контракты», – говорит он.
Партнер и куратор цифрового направления «Пепеляев Групп» Николай Солодовников, в свою очередь, отмечает, что поправки в ГК РФ носят отсылочный характер. Полное представление о них мы сможем составить только после того, как Центробанк определит, в какой конкретно цифровой системе могут существовать пресловутые цифровые права. То же касается и законопроекта «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ» (о краудфандинге): он не закрывает все законодательные лакуны, а предполагает множество решений со стороны регулятора. «Новое регулирование, с одной стороны, должно стимулировать граждан и юридические лица инвестировать в малый и средний бизнес, а с другой – свести к минимуму инвестиционные риски», – отметил эксперт.
В том, что касается законопроекта «О цифровых финансовых активах», Николай Солодовников солидаризировался с коллегами. «Основным недостатком данного законопроекта является то, что он готовится ко второму чтению уже полтора года, а также то, что в настоящей редакции не отвечает нуждам гражданского оборота и не устраивает ни регулятора, ни бизнес», – заключил он.
Автор: Антон Котенёв
