7 и 8 октября в Доме музыки состоялась премьера независимого театра «Ателье» – «Дорогая Елена Сергеевна». За пьесу Людмилы Разумовской, которую широкий зритель знает благодаря фильму Эльдара Рязанова, взялся режиссер Павел Пархоменко. Он не первый раз сотрудничает с продюсером Эльшаном Мамедовым. Их предыдущий совместный проект «Зал ожидания» по пьесе Виктора Аима со Светланой Ходченковой в главной роли второй сезон идет на сцене Театра Ермоловой.
Эльшан Мамедов не только успешный театральный продюсер и преподаватель, но и эксперт премии в области исполнительских искусств «Арт-платформа», церемония вручения которой состоится 18 октября. Организатор – Агентство креативных индустрий (АКИ) столичного Департамента культуры, руководитель «Арт-платформы» – Дмитрий Бикбаев.
В интервью Эльшан Мамедов рассказал о том, почему жалеет тех, кто не работает в театре, о чем должен помнить продюсер, а также о том, как популярный французский драматург Флориан Зеллер пробудил интерес к советской пьесе.
– Пьесу «Дорогая Елена Сергеевна» не часто увидишь в афише театров. Почему решили сейчас за нее взяться?
– Меня часто упрекают в том, что в нашем репертуаре одна сплошная зарубежная драматургия, в основном англо- и франкоязычная, и совсем нет наших авторов. На что я всегда честно отвечаю, что наши современные драматурги пишут пьесы на очень небольшую аудиторию, буквально на 100 мест, дайте мне текст, который подойдет для зала на 1000 человек, и я сразу же начну репетировать. На этом обычно все разговоры и заканчиваются. Но тут произошла совершенно удивительная история. В наше авторское агентство написали партнёры из Парижа - один из ведущих французских драматургов Флориан Зеллер (мы представляем его интересы в нашей стране) очень хочет сделать адаптацию «Дорогой Елены Сергеевны» для французской сцены, не можем ли мы помочь получить разрешение у автора? Я очень удивился - откуда он знает этот текст? На всякий случай даже отправил ему ссылку на фильм «Дорогая Елена Сергеевна», который снял Эльдар Рязанов с блестящей Мариной Нееловой. В ответ я получил дополнительное подтверждение о серьёзности намерений. Вот такая «отмена русской культуры» получается. Под это дело я решил перечитать пьесу, и понял, что она совершенно сегодняшняя. И мы начали делать свой спектакль.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Ателье"
– Кто занят в постановке?
– Помимо Екатерины Климовой, которую все само собой знают по кино и по нашим Love Letters, в спектакле заняты очень интересные молодые артисты. Так Артем Ляшенко, Татьяна Романова и Арсений Вайс в этом году окончили Школу-студию МХАТ, курс Евгения Писарева. Артем и Татьяна играют в Театре Пушкина, Арсений - актёр театра на Малой Бронной. Даня Киселёв – свободный художник и активно снимается в кино, Сергей Занемонец играет в Театре Ермоловой, Станислав Кардашев – ведущий молодой артист Театра Маяковского, Дарья Балабанова – актриса Театра Моссовета. Все разные, но все очень классные.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Ателье"
– Павел Пархоменко также поставил спектакль «Зал ожидания» со Светланой Ходченковой в главной роли.
– Да, это наша премьера прошлого сезона. Это наша не первая совместная работа со Светой Ходченковой. Страшно сказать – пятая. Так получилось, что на профессиональной сцене она играла только у нас. Сразу после театрального института она сыграла у нас в спектакле Виктора Шамирова «Госпиталь «Мулен Руж». Затем была «История любви. Комедия ошибок», где она играла с Александром Устюговым, другие работы. И вот сейчас «Зал ожидания» Виктора Аима. Мне интересно не только подсаживать людей на театр, но и знакомить людей, а иногда и целые театры, с новыми авторами.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Ателье"
– Говорят, нечто подобное у вас с Флорианом Зеллером получилось…
– Я много лет всех уговаривал к нему присмотреться. Ни в какую. Весь мир ставил Зеллера, а мы – нет. А потом как прорвало – появился «Папа» с Сергеем Маковецким, затем вышел спектакль в «Современнике». В постановке Евгения Арье сначала блестяще играл Сергей Гармаш, а сейчас совсем иначе, но тоже потрясающе, играет Сергей Шакуров. Мог быть и третий «Папа» – Юрия Бутусова. Помню, мне позвонили из РАМТа и сказали, что Юрий Николаевич очень заинтересовался пьесой, планирует к постановке с Евгением Редько в главной роли. Я понимаю, что спектакль был бы совсем другим, но третий «Папа» за один сезон, это все-таки – перебор. Зеллер – прекрасный драматург, но не Шекспир. И я осторожно говорю, мол, у Зеллера есть еще одна потрясающая пьеса – «Сын». Может, посмотрите? И я безумно счастлив, что все сложилось и что в РАМТе появился этот прекрасный спектакль, который с аншлагами идет уже 5 лет, где невероятные Евгений Редько и Александр Девятьяров.
– Как продюсер вы знаете секрет успешного спектакля?
– Этого никто не знает. И в этом проклятье нашего прекрасного ремесла. Именно поэтому мы не можем назвать театр полноценным бизнесом. Могут быть все признаки успешного коммерческого продукта, ведь мы говорим про коммерческий театр – кассовая пьеса, известные артисты, хороший режиссер, сценография, костюмы, музыка, а люди не идут, хоть тресни. Химию со зрительным залом просчитать невозможно. Но пытаться надо, без этого никак.
– Тогда откуда возникло пренебрежительное отношение к так называемым «зрительским спектаклям»?
– Я когда слышу что-то из серии «ну, понятно, это же зрительский спектакль» то просто убить готов. А каким он должен быть? Для кого мы по факту все это делаем, как не для зрителя? Ну не для двух же десятков специалистов! Я сам пришел в продюсирование из театроведения, и у меня много друзей среди критиков моего поколения. Однажды с одним из них я столкнулся в одном из московских театров, на спектакле «для пап и мам». После спектакля предложил его подвезти, едем, обсуждаем увиденное. Я ему говорю - понятно, режиссер молодой, ему еще все договорить хочется, я насчитал как минимум три финала, но куда смотрел худрук, ведь всё можно спокойно сократить. Все время хотелось, как в «Покровских воротах», сказать: «Юноша, самовыражайтесь быстрее!» Если бы худрук настоял на сокращениях, появилась бы динамика, для зрителя это лучше. «Ой, опять ты про своего зрителя», – отмахивается мой приятель-критик. Я прям взвился в машине: «А про кого я должен думать? Про вас, критиков, что ли? Вы правда считаете, что театр делается для вас?» Причем у старшего поколения критики такого отношения не было. Послушайте, например, Алексея Вадимовича Бартошевича, Царствия ему Небесного, он все время говорил про зрителя и не считал его идиотом.
Просто зритель бывает разный. И ему нужен разный театр. Чтобы никого не обижать, приведу в пример Францию. На парижских бульварах есть театры, где ноги моей не будет, потому что там идет сплошной Рэй Куни. А есть театр «Ателье» на Монмартре с умным руководством, которое находит баланс между экономикой и художественным качеством. И вот в таких театрах бывает много всего интересного. Например, именно там я в свое время посмотрел спектакль с Джоном Малковичем, там я впервые увидел пьесу LoveLetters.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Ателье"
– Вы в честь парижского театра сменили название с «Независимого театрального проекта» на «Ателье»?
– Нет, конечно, просто пришло время это сделать, и это название показалось нам наиболее удачным, в том числе и как привет зарубежным коллегам. Когда мы начинали в 1993 году, словосочетание «независимый театральный проект» звучало стильно и молодежно. Со временем оно превратилось в аббревиатуру НТП, которая звучала не театрально, а скорее, как «научно-технический прогресс». Но менять было страшно, так как все к нему привыкли, ведь у нас есть свой зритель, вдруг он не примет перемен. Но в итоге ребрендинг произошел. И теперь мы вот уже 6 лет как театр «Ателье».
– Вы принципиально выбрали независимое существование?
– Да, и в моем случае именно это помогло мне сохранить в чем-то идиллическое отношение к театру. Помните, как в «Служебном романе»: «Я вообще люблю свою профессию. Считаю, что без статистики вообще не жизнь. Так, каторга какая-то». Так вот, я тоже считаю, что без театра – не жизнь, а каторга. Я Восхищаюсь врачами, педагогами, инженерами, но при этом очень им сочувствую, потому что у них нет в жизни театра. Кстати, именно поэтому меня угнетает тот факт, что по статистике в театр ходит всего 8% населения, и это только в крупных городах.
Я как-то прочел у одного английского критика очень интересную мысль, что зрители делятся на три части: одним – объяснять ничего не надо, они ходят в театр сами, потому что уже подсажены на это дело, другим – бесполезно, так как театр их в принципе не привлекает, а за счет третьих – так называемых колеблющихся – мы и пополняем зрительный зал.
Вы не представляете, с каким удовольствием я подсаживаю на театр людей, которые были к нему равнодушны, и как мне потом интересно слушать их суждения. Как я радуюсь, когда они становятся заядлыми театралами.
– И не ревнуете к другим театрам?
– Нет, совершенно. Помню, на одном из первых показов спектакля Ladies’Night, который мы играли в «Сатириконе», подслушал разговор двух девушек лет по 18. Дело было в антракте. По тексту понимал, что они попали в театр впервые в жизни. Одна другой говорит: «Слушай, а театр – это, оказывается, так здорово. Давай на что-то еще сходим». А в фойе кассир театра продавала билеты уже в «Сатирикон», и они купили билеты на «Доходное место» Островского. И если мой спектакль послужил поводом, чтобы сходить на Островского, то большего счастья и желать нельзя. Не ходя в театр, люди очень сильно себя ограничивают и обедняют.
– Как вам кажется, нам удалось победить отношение к антрепризе как к чему-то непрофессиональному?
– К сожалению, нет, хотя сейчас появляется очень много хороших частных инициатив. Независимые театры привыкли сгребать под одну гребенку, а мы все разные и по системе работы, по модели окупаемости, и даже по постановке цели.
– Вы поэтому вошли в экспертный совет премии «Арт-платформа», чтобы еще и на примере ее лауреатов показать, что независимые проекты могут быть конкурентоспособны?
– В том числе. Понимаете, у нас все привыкли к тезису, что театр в принципе неокупаем. И, что вся история мирового театра говорит об обратном, никого ни в чем не убеждает. И тем важнее подсвечивать независимые театры. Показывать, как они работают, какой продукт делают. Так, что хорошо, что существует такая премия и что на частные театры обратили внимание. «Арт-платформа» и как институция старается помочь независимым театрам.
– Как вы выбираете репертуар для «Ателье»?
– Когда я говорил, что нет секрета успешного спектакля, я не лукавил. И потому, конечно, при выборе материала одним рацио не обойдешься. Я всегда слушаю свою интуицию, этому же учу своих студентов. Нужно это чутье развивать. И не бояться за ним следовать. Когда мы в 1998 году решили сделать спектакль «Мастер-класс» про Марию Каллас, только ленивый меня не отговаривал. Мне все говорили: «Кто у нас знает про Каллас, как ты будешь этот спектакль возить по стране?» А мы сыграли его 200 раз, и зал всегда был полон. Более того, мы даже умудрялись собирать по два аншлага в Выборгском дворец культуры, где 1800 мест.
То же было с «Госпиталем «Мулен Руж», который во французском оригинале называется «Как в 1914-м». История прифронтового госпиталя времен Первой мировой войны под Верденом! Кому это интересно, говорили мне. А мы играли 8 лет, и люди ходили с удовольствием. Одну из ролей играла Маша Рыщенкова, которая позвала на спектакль художественного руководителя РАМТа Алексея Бородина. После просмотра он с удивлением сказал мне: «Какая же это антреприза, это настоящий стационарный репертуарный спектакль».
Отдельная история - Ladies’Night. Как только увидел эту историю спектакль в Париже, то сразу понял, что она нам нужна, что это будет хит. на нее будет своя публика. И так и произошло. Продюсеру важно это чувствовать. Понимаете, в частном театре, если ты выпустишь провальный спектакль, то рискуешь пойти просто пойдешь по миру.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Ателье"
– Вам случалась изменять позиционирование спектакля?
В 2010 году мы выпустили спектакль «Девочки из календаря». Пьеса основана на реальных событиях, когда несколько английских женщин объединились и выпустили календарь, чтобы на вырученные деньги помочь больнице, где умер муж их подруги. Они здраво рассудили, что, если будут снимать мосты и туманы, то ничего не заработают, а потому взялись за календарь в стиле Pirelli. А так как они все были постбальзаковского возраста, то съемка была вполне целомудренной – например, кухня, ваза с фруктами, за которой угадывается обнаженная натура. Изначально напечатали 3000 экземпляров. Но в итоге продали больше календарей, чем Pirelli, а на вырученные средства (это около 6 млн. фунтов) построили целое отделение больницы. Все они – национальные героини Великобритании. В одноименном фильме одну из них в кино сыграла Хелен Миррен.
Так вот, когда мы репетировали наших «Девочек из календаря», мы придумали совместную благотворительную активность с фондом, который занимался борьбой с онкологией. Отдали им право на мерч с логотипом спектакля. И если перед спектаклем этим мерчем мало кто интересовался, то в антракте его сметали подчистую. Но мне все время казалось, что мы где-то ошиблись и зрителей должно быть больше. В итоге мы решили в рекламе сделать акцент не на благотворительности, а на том, что эти женщины совершили поступок, смогли показать, что их рано списывать со счетов, и поток увеличился. Это помогло и нам, и фонду.
– Последний вопрос будет несерьезным. У вас в кабинете стоит бюст Мольера, а на стене висит фото Луи де Фюнеса. Почему именно они?
– Потому что я их обоих очень люблю. Мольер – вообще мой кумир наряду с Мамонтовым, Дягилевым, Коршем…
– Слушайте, это же сплошь руководители частных театров?
– Ну, а как вы хотели? Мы же выяснили, что я люблю то, чем занимаюсь. И да, мечтаю спродюсировать спектакль по Мольеру, который будет настолько же смешным, как те, что идут во Франции.
Автор: Ксения Позднякова, автора телеграм-канала "Ксюша рекомендует"
